93 
Потом Габриэла увидела у него на столе фотографии в рамках: на них были изображены две очень похожие друг на друга девушки примерно одного с ней возраста, и два мальчика лет десяти-двенадцати. На стене слева висел большой фотопортрет черноволосой женщины в красном платье. Она пыталась улыбаться, но брови ее были нахмурены, и улыбка выглядела неестественно. Габриэла сразу подумала, что счастье, должно быть, досталось ей дорогой ценой.
То, что на столе отца не было ее детских фотографий, было вполне понятно. Их просто не существовало в природе, и все же Габриэла почувствовала себя разочарованной.
— Ну, как ты поживала все это время? — спросил Джон, смущенно пряча глаза, и Габриэла подумала, что он, наверное, чувствует себя виноватым перед ней. Ведь с какой стороны ни посмотри, он первый бросил ее и ушел из семьи, хотя, возможно, ему действительно нелегко было принять такое решение. Так, во всяком случае, ей хотелось считать.
— Это твои дети, папа? — не удержалась от вопроса Габриэла, указывая на фотографии на столе.
Джон кивнул.
— Девочки — дочери Барбары от первого брака, а мальчишки — мои. Наши… Их зовут Джеффри и Уинстон. Младшему сейчас девять, а старшему — двенадцать… — И, торопясь поскорее покончить с этим щекотливым вопросом и выяснить, зачем она пришла к нему, он спросил:
— Так зачем ты хотела видеть меня, Габриэла?
— Я давно хотела разыскать тебя, — ответила Габриэла, машинально отметив, что даже сейчас он не назвал ее Габи. — Все это время я думала, что ты живешь в Бостоне. Никто не сказал мне, что ты вернулся в Нью-Йорк…
Да, тринадцать лет он жил совсем рядом с ней, жил своей жизнью со своей новой семьей, и за все это время он ни разу не вспомнил о ней, не попытался разыскать. Почему?..
Габриэла никак не могла этого понять.
— Барбаре не понравилось в Бостоне, — сказал Джон с таким видом, словно это все объясняло.
— Если ты знал, что я… что мама оставила меня в монастыре, почему ты не забрал меня к себе? Почему ты даже ни разу не навестил меня там? — напрямик спросила она и увидела, как на лице Джона медленно проступает выражение, которое было хорошо ей знакомо. Это было выражение туповатой, болезненной беспомощности, которое означало, что Джону не по плечу справиться с ситуацией. Именно с таким лицом он наблюдал от дверей за тем, как Элоиза избивает ее.
— А какой смысл?.. — Джон пожал плечами. — От брака с твоей матерью у меня остались самые неприятные воспоминания. Думаю, и у тебя тоже… В конце концов мне начало казаться, что для тебя и для меня будет гораздо лучше, если мы оба закроем эту страницу и попробуем забыть все, что с нами было. Наша семья, если ее можно назвать семьей, прекратила свое существование, и мне не хотелось лишний раз напоминать тебе обо всем…
«Напоминать о чем? — удивилась Габриэла. — О том, что у меня есть или был отец?»
— ..Элоиза была очень плохой женщиной, — продолжал между тем Джон. — Я был совершенно уверен, что в конце концов она тебя убьет.
Эти слова так поразили Габриэлу, что она не сумела удержаться и задала ему тот самый вопрос, который задавала себе тысячи раз на протяжении всей своей жизни:
— Почему же ты не остановил ее? Почему хотя бы не попытался вмешаться?
Ожидая ответа, она даже затаила дыхание. Для нее это было бесконечно важно.
— Я не смог бы ее остановить. Как?! — Он, казалось, был искренне удивлен тем, что Габриэла не понимает таких простых вещей. Но она больше не была маленькой девочкой и знала, что отец мог пригрозить Элоизе, мог применить силу, развестись с ней, оставив ребенка себе, обратиться в суд и так далее и так далее. О, сколько он мог сделать — большой и сильный Джон Харрисон, так и не заметивший маленькую Габриэлу.
Она с недоумением посмотрела на отца, но тот не заметил ее выразительного взгляда.
— Что я мог сделать? — продолжал разглагольствовать Джон Харрисон, по-прежнему глядя в сторону. — Если я начинал выговаривать ей за то, что она наказывает тебя слишком жестоко, Элоиза только больше злилась, и в результате тебе доставалось еще больше. Мне оставалось только уйти и попробовать начать все сначала в другом месте. И надеяться, что она образумится… Для меня это был единственный выход.
«А как же я? — захотелось крикнуть Габриэле. — Ты подумал, что будет со мной? Какую „новую жизнь“ означает для меня твой уход?!» Но Джон ответил на этот невысказанный вопрос так:
— ..Что касается тебя, то мне казалось, что тебе будет лучше в монастыре. К тому же твоя мать никогда бы не позволила мне забрать тебя к себе.
93 
