— Из-за меня умер один человек. Я… Теперь мне придется жить с этим до конца моих дней.
От этих ее слов Питер растерялся. Он не знал, что сказать, а с ним это случалось достаточно редко. Обычно в подобных ситуациях ему на выручку приходил профессиональный цинизм врача-травматолога, однако сейчас он не посмел прибегнуть к этому испытанному средству. За тем, что сказала ему Габриэла, стояла совсем недавняя трагедия. Питер не стал расспрашивать дальше и промолчал.
Но Габриэле уже самой захотелось выговориться. Неожиданно даже для самой себя она решила, что может полностью довериться этому человеку. Еще каких-нибудь полчаса назад она была твердо уверена, что не станет доверять никому и никогда, но вот она увидела его глаза, и ее решимость растаяла, как тонкий весенний лед под лучами солнца.
— Он был священником и приходил в наш монастырь служить мессы и исповедовать. Случилось так, что мы полюбили друг друга и начали встречаться за пределами обители. Когда все открылось, я носила под сердцем его дитя. В конце концов он покончил с собой.
Услышав это, Питер сморщился как от сильной боли. Ад преследовал эту хрупкую девушку буквально по пятам.
— Давно это случилось? — спросил он машинально и тут же подумал, что это, наверное, не имеет никакого значения.
— Без малого год тому назад, — ответила Габриэла. — Но я до сих пор не понимаю, что на меня нашло. Раньше я даже не смотрела на мужчин и не думала о них — я готовилась стать послушницей. Наверное, ни я, ни Джо — его звали Джо — не понимали, что мы делаем и куда это может нас завести. А потом стало слишком поздно. Наши отношения длились почти три с половиной месяца. Сначала мы хотели уйти вместе — я из монастыря, а Джо из прихода, где он служил священником. Но он не смог расстаться со священством. Для него в этом заключался весь смысл его жизни. К тому же у него было свое прошлое, которое никак не отпускало его. Он не мог сложить с себя сан и не мог оставить меня. Душа его металась, ища выхода. В конце концов он нашел третий путь и… убил себя, оставив мне записку, в которой, как сумел, объяснил свой поступок.
— А ребенок? — Сам того не замечая, Питер сильнее сжал ее пальцы, но Габриэла не отняла их у него.
— Ребенка я потеряла. — Как именно это произошло, Габриэла помнила смутно; вся последовательность событий представала перед ней как вереница неясных, полуразмытых, почти сюрреалистических образов и картин, которые никак не были связаны между собой. Это, однако, не мешало ей почувствовать себя так, словно чья-то невидимая, холодная рука сдавила ей сердце.
— Потом мне сказали, что это был резус-конфликт, но выкидыш спровоцировали кое-какие обстоятельства, — добавила она.
Питер кивнул. Он знал, что у Габриэлы — как и у него самого — отрицательный резус, и был прекрасно осведомлен о том, что такое резус-конфликт и чем он может грозить молодой женщине.
— Бедная, бедная Габи! — тихо произнес Питер. — Для тебя это был тяжелый год.
А у нее вообще была нелегкая жизнь. Питеру оставалось только гадать, как Габриэле удалось не озлобиться, не сойти с ума и не отправиться вслед за Джо, как поступил бы на ее месте кто-то более слабый.
— Если ты имеешь в виду Стива, — сказала она, — то это совсем другое. Быть может, тебе это покажется странным, но наши отношения были почти честными и, если хочешь, примитивными. Не скрою, когда он предал меня, мне было очень больно, но в глубине души я всегда знала, что не люблю его по-настоящему. С самого начала я попала в ловушку, из которой мне нелегко было выбраться, но Стива я не любила. Никогда. Даже вначале.
— Для него ты была легкой добычей, — согласился Питер, глядя на нее и пытаясь представить, какой была Габриэла год назад и какой она стала сейчас. — Надеюсь, он получит чертовски долгий срок и просидит в тюрьме до самой старости. — Полицейский инспектор сказал ему, что это весьма вероятно, и Питер был искренне этому рад. — А ты? Что ты собираешься делать дальше?
— Я? — Габриэла, казалось, даже растерялась. — Не знаю. Наверное, начну все сначала. Буду писать, работать. Теперь я стала умнее… — тут она рассмеялась, но сразу снова стала серьезной. — С тех пор как я вышла из монастыря, я многому научилась. В обители я не знала, что такое реальный мир, — там я была защищена от всего и привыкла чувствовать себя в безопасности. Должно быть, страх потерять такую защиту и погубил Джо. Он просто не знал, как жить без этого. И как выжить…