Особенно,... 
93 
— Что за чепуха! Ты даже не представляешь, о чем говоришь. Ведь ты ничего не смыслишь в любви. И потом, я на сотню лет старше тебя. А ты еще просто ребенок!
— Тебе сорок три. Не такая уж и древность. Да и целовал ты меня совсем не как ребенка.
— Ни слова больше. Я не шучу, Хани!
Но внутри накопилось слишком много боли, и остановиться было уже невозможно. Выпятив челюсть, она набросилась на него:
— Какой же ты трус!
— Довольно!
— У тебя не хватает мужества признаться в своих чувствах ко мне.
— Прекрати!
— Будь я такой же трусихой, как ты, мне даже в зеркало было бы противно смотреться.
— Я же сказал, прекрати!
— Да я бы просто убила себя, наверняка убила. Взяла бы ножик и воткнула его…
— Предупреждаю в последний раз!
— Трус!
Дэш схватил ее за руку, едва не сбив с ног, и притянул к себе. Приблизив к ней искаженное лицо, он в упор зашипел:
— Так ты хочешь этого?
Поцелуй был жестким и алчным, и Хани испугалась бы, не гори все в ней таким жарким огнем.
Ее податливость не остудила Дэша, а напротив, лишь пуще разожгла его гнев. Отодвинувшись от нее, он сбросил смокинг.
— Отлично! Больше я не намерен играть с тобой в игрушки. Что хочешь, то и получишь.
Он сорвал бабочку и принялся за сорочку. Запонки из оникса полетели в угол. Он тяжело дышал и, судя по всему, дошел до предела.
— И не надейся, что потом будешь приходить ко мне плакаться!
Она следила, как он расстегивает ремень и стягивает сорочку.
— А я и не собираюсь плакать.
— Ты даже не подозреваешь, что сейчас с тобой будет. — Он швырнул туфлю через всю комнату. — Ты же ничего не знаешь, ведь так?
— Ничего… по крайней мере ничего из практики. Дэш стянул второй башмак, с руганью зашвырнув его под кровать.
— А здесь единственное, что важно, так это именно практика. И не думай, я не собираюсь давать тебе поблажку. Никогда этого не делал. Ты сама захотела любовника, крошка. И сейчас получишь все сполна.
У Хани все мышцы обмякли, возбуждение сменилось страхом. Но даже и страх не мог прогнать ее из комнаты, слишком сильной была в ней жажда его любви.
— Дэш!
— Ну?
— Ты… Мне сейчас снять остальное или как?
Его руки замерли на поясе брюк. Он опустился на стоявший позади стул и несколько мгновений сидел неподвижно. Она затаила дыхание, молясь, чтобы этот опасный незнакомец, усиленно пытающийся запугать ее, и небезуспешно, опять превратился в того человека, которого она так любит. Но, увидев его сжатый рот, она поняла, что смягчаться он не намерен.
— Наконец-то хоть одна здравая мысль. — Он вытянул ноги и, скрестив их, принялся изучающе рассматривать ее. — Ты просто снимай все это, но только красиво и помедленнее, а я буду наблюдать.
— Ну почему тебе обязательно надо делать все это так ужасно?
— А чего ты ожидала, детка? Ты думала, что будут только стишки и поцелуи? Если тебе этого хотелось, тогда надо было заарканить какого-нибудь мальчишку. Такого же несмышленого в этой игре, как и ты сама. Кого-нибудь с приятными манерами, кто проводил бы с тобой время, даже не помышляя обидеть так, как обижу сейчас я.
— Ты не обидишь меня.
— А вот тут ты ошибаешься. Собираюсь обидеть, и еще как. Ты только взгляни, какой я здоровенный. Ну-ка снимай белье. Или ты готова признать, что совершила ошибку?
Хани захотела убежать от него, но не могла. Еще никто и никогда не одаривал ее любовью, и если он может дать ей только это, то она примет все, что он ни предложит.
Когда Хани, заведя руки за спину, стала расстегивать бюстгальтер, руки у нее тряслись.
Он вскочил со стула с искаженным яростью лицом:
— Это твоя последняя возможность! Если сбросишь бюстгальтер, я тобой непременно займусь.
Хани неловко расстегнула застежку и дала бретелькам соскользнуть с плеч.
На щеках Дэша заиграли желваки.
— Вот пусть только бюстгальтер упадет, и тогда уже будет поздно. Я не шучу. Ты пожалеешь, что родилась на свет. — Кружевные раковины упали на пол. — Как только снимешь бюстгальтер, ты пожалеешь…
— Дэш! — Голос дрожал, это был скорее шепот. — Ты и так уже запугал меня. Не мог бы ты… ты не мог бы для начала просто подержать меня минутку?
Все его неистовство куда-то исчезло. Плечи опали, рот болезненно искривился. Застонав, он потянулся к Хани и заключил ее в свои объятия. Ее груди двумя птичками прильнули к его голой теплой груди.
В тишине прозвучал его тихий и печальный голос:
93 
