Особенно,... 
90 
Хани пронеслась мимо, бросив на него сердитый взгляд. Вокруг раздавался хриплый пьяный смех, и стук кубиков льда все громче отдавался в голове, перейдя в конце концов в непрерывный барабанный бой.
Как ни ненавидел Дэш танцы, он все переходил от одной подружки невесты к другой, боясь, что, если остановится, его опять призовет сирена. Вечер выдыхался, и невеста с женихом покинули гостей. Вскоре начали разъезжаться и гости. Обольстительный запах спиртного заполнил все легкие — аромат вин, шотландского и простого виски перебивал все запахи еды и цветов.
«Ну выпей хоть рюмку, — шептала сирена. — Одна рюмка — это не страшно!»
Когда оркестр закончил последний танец, голос сирены стал настолько громким, что ему захотелось зажать уши руками. Он знал, что, если останется в танцевальном зале, погибнет окончательно.
— У нас так и не было возможности поговорить, папа. Пойдем-ка поговорим!
Мередит появилась словно из-под земли, и Дэш вздрогнул от неожиданности. Язык поворачивался с трудом, и он испугался, что она заметит, как он вспотел.
— Мы… мы же не танцевали, Мери. Вечер уже заканчивается, а я еще не потанцевал с моей самой лучшей девочкой!
Мередит посмотрела на него с удивлением:
— Оркестр складывает инструменты. Кроме того, я уже говорила тебе, папа, что не придаю большого значения танцам.
— Ах да, забыл.
Ему ничего не оставалось, как последовать за ней к одному из пустых столов в глубине танцевального зала. На льняных скатертях всюду стояли оставленные рюмки и бокалы с остатками янтарного напитка. Они двоились и троились у него в глазах, пока не начало казаться, что перед ним марширует целый батальон вражеских солдат.
Сев рядом, дочь поправила юбку, чтобы прикрыть колени.
— Ночуй у нас сегодня, папа. Можешь расположиться в моей комнате. Ну, пожалуйста. Мы уже вряд ли когда-нибудь сможем повидаться.
Дэш кончиками пальцев погладил бокал с последним драгоценным глотком на дне.
— Я… я не думаю, что это хорошая мысль. Твоя мама и я не очень ладим, когда бываем вместе.
— Я буду держать ее подальше от тебя. Обещаю.
— Не в этот раз.
«Возьми меня, братец! Только один маленький глоток, и ты сможешь совсем забыть о ней!»
Голос дочери стал требовательнее:
— Дело в Хани, не так ли? Ты столько времени провел с нею и не хочешь уделить мне хоть немного внимания! Ты думаешь, она совершенство? Того же поля ягода! Она и разговаривает, как ты. Она даже пьет, как ты! Очень жаль, что не она твоя дочь, а я.
Бокал обжигал пальцы.
— Не глупи. Это не имеет никакого отношения к Хани.
— Тогда побудь со мною завтра утром!
Весь мир сошелся клином на мерцающей жидкости в стоявшем перед ним бокале, и мучительная потребность в этой жидкости разламывала изнутри череп.
— Мне бы хотелось побыть с тобой, Мери. Но я не хочу провести это время в молитве.
Она заговорила срывающимся голосом:
— Нужно принять Бога, папочка, если хочешь получить вечную жизнь. Я все время молюсь за тебя, так за тебя беспокоюсь! Не хочу, чтобы ты закончил жизнь в аду.
— Ад — понятие относительное, — сурово ответил он
Вот и попался!
Рука Дэша сомкнулась вокруг бокала. И он оказался в ладони, как миллион старых воспоминаний в голове. Сирена вновь принялась за старое; у него на лбу выступил пот. Не в силах остановиться, он поднял голову, готовый поднести бокал к губам, но, не донеся до рта, замер, увидав в другом конце почти пустого зала Хани.
Она стояла у окна с каким-то молодым хлыщом, липнувшим к ней, словно детский крем. Его прекрасная маленькая Хани с дерзким вызывающим ртом и огромным сердцем даже и не думала уходить, а прижималась все теснее к этому молокососу!
Мередит начала молиться.
Дэш вскочил со стула, опрокинув бокал.
— Папа!
Но Дэш уже не слышал ее, направляясь через комнату. Стены закружились перед глазами. Сорочка под смокингом прилипла к груди.
«Вернись! — завывала сирена. — Не ходи к ней! Лишь я одна никогда не брошу тебя! Только я!»
Оказавшись рядом с Хани, он не стал ни спрашивать разрешения, ни извиняться. Одним мощным рывком он оторвал Хани от скользкого подонка, пытавшегося прижать ее прямо здесь, на глазах у всех, и поволок к дверям.
Хани слабо застонала, но ему было наплевать, что он сделал ей больно. Ему было наплевать на все и хотелось лишь одного — увести Хани отсюда и положить конец снедавшей его ревности.
— Дэш, что за…
90 
