Особенно,... 
92 
Ею овладело неистовство, целый вечер кружившее где-то рядом. Хани развела бедра.
— В чем дело, ковбой? — охрипшим голосом проговорила она. — Не хочешь ли немного согреться?
— Ты же не ведаешь, что творишь!
— Бедный папочка, — издевательски нежным голоском пропела она.
— Не называй меня так, — резко сказал он.
Оттолкнувшись от стены, она по кровати двинулась к нему, утопая ногами в матраце. Шампанское бродило в крови, придавая храбрости, отваги, разжигая доселе дремавшие инстинкты. Кривляясь, она начала что-то напевать ему, поддразнивать какой-то несуществующей связью, побуждая признаться, что он отгораживается ложью.
— Ах, мой папочка. Славный папашка…
— Никакой я тебе не папа! — взорвался Дэш.
— Ты уверен?
— Не надо…
— Ты уверен, что ты не мой папочка?
— Я не…
— А ты убедись, Дэш! Ну, пожалуйста.
Дэш в оцепенении остановился, и Хани впервые посмотрела на него сверху вниз. Ее тело стало неуклюже наклоняться вперед. Он не шелохнулся, когда Хани, склонившись, закинула руки ему на шею.
— А я уверена, — сказала она.
Дэш не ответил, и тогда Хани завладела его ртом, жадно целуя, используя язык и зубы для полноты ощущений. Захватив губами его рот, она вторглась в него, словно была опытной женщиной, а он — всего лишь новичком.
Дэш весь был лед и сталь. Оцепеневший. Неподатливый.
Хани уже ничто не могло остановить. Если уж им выпал только этот один-единственный момент истины, она выжмет из него все до капли и заставит длиться целую вечность! Теперь их разделяли лишь те барьеры, что он сам воздвиг в своем сознании. И она еще глубже проникла в его рот.
Из глубин его существа исторгся стон, и Дэш запустил руку ей в волосы. Притянул вниз, она стала падать, и он принял весь ее вес на себя. Рот его раскрылся, и он перешел в наступление.
Его поцелуй был грубым и глубоким, полным неутолимой жажды. Ей захотелось утонуть в нем. Захотелось всем телом протиснуться через его рот и найти в нем прибежище. И вместе с тем захотелось стать больше и сильнее настолько, чтобы суметь овладеть им и заставить его полюбить ее так, как она любит его.
И тут она почувствовала, как он содрогнулся. Мучительно застонав, Дэш отстранился:
— Ты хоть понимаешь, что вытворяешь? Хани опустилась на колени. Протянув руки, обхватила его бедра и прижалась к крепким плоским мышцам живота.
— Вытворяю как раз то, что хочу вытворять.
Схватив за плечи, он оттолкнул ее:
— Ну хватит! Ты заходишь слишком далеко, детка!
Она откинулась назад. Потом тихо произнесла:
— Я тебе не детка.
— Тебе же всего двадцать! — резко сказал он. — Ты еще ребенок.
— Лжец, — прошептала она.
Его глаза потемнели от боли, но в ней не было ни капли жалости. Это ее ночь. Возможно, единственная, которая ей достанется. Не вдаваясь в обсуждение своих намерений, она завела руки на затылок под волосы и дотянулась до крючка с петелькой вверху разреза платья. Расстегнув крючок, потянула «молнию». «Молния», тихо взвизгнув в напряженной тишине комнаты, раскрылась, и платье соскользнуло с плеч.
Хани встала на пол рядом с кроватью. Платье сползло с бедер на пол, и она осталась в кружевном бюстгальтере, мерцающих лайкрой колготках и отливающих ледяной голубизной трусиках.
У Дэша внезапно сел голос:
— Ты пьяна. Ты даже не представляешь, чего просишь.
— Вполне представляю.
— Ты разгорячена и хочешь мужчину. Причем все равно кого.
— Неправда. Поцелуй меня еще.
— Больше никаких поцелуев, Джейн Мэри.
— Какой ты чопорный, — возразила она, не давая ему прятаться за их сценической ролью.
— Я не…
Хани поймала его крепкое запястье и, притянув руку к себе, накрыла его ладонью свою грудь.
— Дэш, чувствуешь, как колотится мое сердце? — Она поводила ладонью взад-вперед, и сосок под шелковистой материей затвердел. — Ты чувствуешь это?
— Хани…
Хани провела его рукой между своих грудей и ниже, к ребрам:
— Ты чувствуешь меня?
— Не делай…
Она выждала лишь мгновение, затем передвинула его руку на шелковистую ткань трусиков между ног.
— О Господи! — Дэш коснулся ее, сомкнул вокруг нее ладонь и тотчас отдернул, словно обжегшись.
— Прекрати немедленно, ты слышишь меня?! — рявкнул он. — Ты пьяна и ведешь себя как шлюха! Перестань сейчас же!
— Ты испугался, что ли? — Она опустила глаза на его брюки. — Я же вижу, как ты хочешь меня, но тебе страшно в этом признаться.
92 
