Последние отзывы

  43  

– Забери тебя Локи, женщина! – заорал Ролло. – Или ты совсем глупа, или туга на ухо и не слышала моих приказаний!

Эмма спокойно отложила вышивание.

– Паломники уже собрались в Руане и выступают со дня на день. Я дала слово отцу Франкону, что поеду с ними. Но я, так и быть, послушаюсь и откажусь, если ты пообещаешь не уделять столько внимания Лив и наконец-то отошлешь ее в монастырь, где настоятельницей служит Виберга.

Ролло вдруг отвернулся. Машинально стал оглаживать квадраты переплета на окошке. Лив – она преследовала его неотлучно, и ему это нравилось. Диво, что он до сих пор не ответил на ее призыв. Мягкая, податливая, манящая – его словно заволакивало волной этой беспредельной чувственности, когда он обнимал ее в переходах дворца.

– Если бы все монахи были такими, как ты, мои люди уже давно превратились в христиан. – Ему стоило немалого труда разжать руки. – Но я-то никогда не стану поклонником Христа.

Он оставлял ее, хотя и чувствовал себя круглым дураком. Где это сказано, что конунг не может завести себе наложницу? Он же не только не переспал после женитьбы на Эмме ни с одной другой женщиной, но словно даже опасался этого, не решаясь обидеть ее. А она… Какие слухи ходят о ней?! Эти ее вечера с Бьерном, это ее внимание к нему.

Он повернулся к Эмме.

– Хорошо. Я ушлю Лив, и тебе только придется посочувствовать твоей бывшей рабыне, когда дочь Ботто заведет в ее обители свои порядки. Ты же останешься в Руане. И прекратишь порочить себя, бегая за Бьерном.

Они не сказали больше друг другу ни слова. Когда меж ними наступало, вместо обычных вспышек гнева, такое молчание, это был первый знак, что они и впрямь в ссоре и меж ними встала стена отчуждения.

* * *

Больше всего Эмму удивило, что епископ словно бы даже обрадовался, когда она ему заявила, что не сможет примкнуть к шествию.

– Прискорбно, весьма прискорбно, дочь моя, – говорил он, но Эмма была готова поклясться, что он едва не потирал руки от удовольствия. Потом резко посерьезнел, о чем-то задумался, да столь сильно, что словно бы и не слышал, когда Эмма дважды окликнула его. Потом очнулся, стал говорить, чтобы Эмма непременно проводила их до ворот города, и непременно под охраной норманнов, чтобы было ясно, что она остается в городе по воле супруга. Нелепая просьба. Будто Франкон хотел показать кому-то, насколько языческая жена конунга не вольна в своих решениях.

С приездом гостей во дворце было шумно, весело. Это отвлекло Эмму, однако когда настало время крестного хода и она выехала проводить паломников, то чуть не расплакалась. Франкон благословил ее, не выходя из крытого, устланного коврами дормеза. Монахи несли кресты и вышитые хоругви. Дьяконы махали кадильницами. Паломники-христиане двигались попарно в простых темных одеждах. Слышалось пение псалмов.

Викинги взирали на них с любопытством, переговаривались. Религиозный пыл христиан внушал им уважение, хотя они не понимали, какой толк в том, чтобы брести неведомо куда, неведомо зачем.

Во дворец Эмма вернулась расстроенная. С Ролло почти не разговаривала. Но и ему было не до нее. Он развернул длинный пергамент и старательно объяснял своим соратникам сложное устройство осадной башни. Его араб предложил неплохую идею устанавливать метательные машины не на одной опоре, а на двух. Это и удлиняло рычаг, и машина становилась гораздо мощнее.

Бьерн Серебряный Плащ вскоре начал зевать. Ушел к Эмме, они устроились за колонной на скамье. Бьерн что-то декламировал, Эмма подбирала на лире мелодию. Бьерн сочинял хвалебную песнь в честь правителя Нормандии, торжественную с повторяющимся припевом.

Они оба только и говорили о Ролло, но сам предмет их беседы видел, как им хорошо вместе. Чувствовал, что за ними многие следят, и старался всячески не показывать, что пребывает в напряжении. В голову лезли странные мысли. Выходит, что любить – это все время нервничать, ревновать, чего-то добиваться. И есть еще вожделение, но разве нельзя его получить на стороне?

Он пожалел, что услал в монастырь Святой Катерины Лив. Она бы развлекла его и отвлекла от Эммы. Конечно, у него могли быть и другие женщины, взять хотя бы матерей его детей! Но после случая с аббатисой, они его не интересовали. И это его стало раздражать. А виной всему была рыжая Эмма. Ей бы пора припомнить все, что он сделал для нее, на какую высоту поднял. Проклятье!.. Он может в любой момент ее низвергнуть. Но он знал, что этого не сделает. Он слишком любил ее. И она дала ему законного сына, наследника!

  43