Особенно,... 
32 
«Что это было?! Нет, в Вендерфорте точно творится что-то неладное… Что-то не так, совсем не так, как должно было быть… – думал моррон, оказавшийся снова на улице за быстро захлопнувшейся у него за спиной дверью. – Нет, не может быть! Три сотни золотых предел… Я только на это мог рассчитывать, – бредя под накрапывающим дождем и вертя в руках туго набитый кошель, более напоминавший по размерам мешок, продолжал беседовать сам с собой пораженный Штелер. – Наверное, хитрый мерзавец меня все-таки обманул. Сказал, что заплатил тысячу, а набил кошель медяками. Потому за порог так поспешно и выставили… еще и спектаклю устроил… Вот уж… одной ногой в могиле, а туда же… комедиант!»
Дрожащими руками моррон развязал тугие тесемки, а когда грубая ткань мешочка разъехалась в стороны и взору предстало содержимое, то так и не смог удержаться от тяжкого вздоха. Внутри поблескивало золото, а не жалкая медь. Еще с четверть часа опешивший моррон простоял на опустевшей к ночи улице, пытаясь сообразить, что же творится в округе. Звон колокола, пронесшийся над кварталом с часовни Юнктара, вывел барона из состояния, близкого к шоку. Наступила полночь, лавки портных уже давно были закрыты, да и находились довольно далеко. Разгуливать по темным улочкам ночью с целым состоянием в руках было слишком опасно даже для почти бессмертного. Резонно рассудив, что лучше всего переждать в укромном уголке до утра, Штелер перешел через улочку, перепрыгнул через покосившуюся ограду и, найдя в густых зарослях каких-то колючих кустов достойную защиту от дождя и недобрых взглядов в виде старенькой, стоящей на трех сломанных колесах телеги, залез под нее, удобно свернулся калачиком, крепко прижав к животу мешок с золотом, и тут же заснул.
* * *
Разрушенные стены городской крепости и сожженные дома, брошенные вещи и изломанное оружие, сотни источающих трупный смрад мертвых тел на мостовой и стаи пресытившихся стервятников на уцелевших остовах крыш – вот и все, что осталось от Кодвуса после того, как через него прокатилась лавина безжалостных орков. Захватчики торопились, видимо боясь, что некоторым жителям удалось скрыться в лесу еще до начала штурма. Разрозненные группки перепуганных беглецов не представляли опасности для могучей орды, но они могли добраться до ближайшего королевства, Филании, гораздо быстрее войска и предупредить людей о надвигающейся опасности. Только эта и никакая иная причина могла заставить степных гостей, не захоронив трупы, в том числе и своих павших воинов, тут же отправиться в долгий переход через болота и лесные чащи.
Еще задолго до того, как приблизиться к выбитым тараном городским воротам, Жал зажал рукой нос и старался дышать только ртом. Амбре из запахов все еще витавшей над городом гари и разлагающейся плоти было невыносимо и настолько парализовало далеко не привередливое обоняние солдата, что сержант не сразу почувствовал присутствие в воздухе еще одного весьма специфического и неприятного аромата. Солдаты – неприхотливый народ, что в казарме, что в походе могут питаться любой гадостью, спать под дождем и справлять нужду там, где она их застала. Тысячи грозных воинов на марше превратили разоренный город в такой зловонный нужник, по сравнению с которым тюремная выгребная яма показалась бы благоухающей поляной.
Сержант не выдержал шквала навалившихся на него ощущений и излил скудную желчь из давно пустого желудка прямо на исклеванный вороньем труп орка. Затем, отплевавшись и прислушавшись к царившей вокруг тишине, Жал отправился дальше, к видневшимся впереди руинам сгоревшего лишь наполовину дома. Ему, как любому нормальному человеку, хотелось как можно быстрее покинуть это молчаливое и страшное место, а не рыскать по мертвому городу, каждую минуту рискуя попасться на глаза похоронной команде из пленных и их охранников. Однако перед тем как избрать путь спасения: добираться до границы Восточно-Континентальной Империи по пустынному и долгому торговому тракту или отправиться прямиком в Филанию, через кишащий орками лес, – нужно было разжиться едой. В удрученном сердце солдата разбитой армии теплился слабенький огонек надежды, что в подвале одного из уцелевших домов он сможет найти хотя бы немного провизии, хоть что-нибудь съестное, случайно не замеченное и не прихваченное с собой прожорливыми орками.
Темень и сырость десятка подземелий не прибавили оптимизма. Солдаты вражеской армии выгребли из запасников горожан все, до чего только смогли дотянуться их огромные волосатые лапищи. Зато в бесплодных скитаниях по подвалам был и плюс, точнее даже два. Теперь Жал не боялся нападения, он точно знал, что орки не оставили в городе ни гарнизона, ни даже маленького отряда наблюдателей. Кодвус был мертв, Кодвус был безлюден. К тому же отсутствие еды и ноющий с голодухи желудок не заставили беглеца долго мучиться с выбором, какой же дорогой пробиваться к своим… то есть к людям. Путь на восток, по торговому тракту, был намного безопасней, но долог, да и дичи в той пустоши почти не водилось. В лесу же на юге хозяйничали орки, но их отряды наверняка успели уйти далеко, а распуганное вторжением чужаков зверье уже вернулось к любимым полянам, дуплам да норам. Не столько ненависть к врагу и желание побыстрей встать в ряды любой человеческой армии, сколько вполне естественная боязнь скорых мук от жажды и голода заставила Жала избрать более короткий и опасный путь. Решив не пережидать в мертвом городе ночь, сержант отправился на юг, в Филанию, через лес.
32 
