113 
Когда баранина была зажарена, канониры и фейерверкеры поставили в середину ведро с водой. Скоро возле них образовался целый круг людей, невидимо сопящих и охающих в темноте от зависти. Они не просили пить, они только показывали, что, мол, вот мы здесь, мы тоже хотим…
– Дайте им, – разрешил Потресов, – пусть в рот не смотрят. Надо же как-нибудь делиться!
Откуда-то из темноты выступила громоздкая артиллерийская лошадь с оторванной нижней челюстью, помахивая хвостом и неся на спине казенную сбрую, тоже подошла к огню. Сбрую с нее тут же сняли, погладили несчастную кобылу, сообща пожалели.
– Животная, – плачуще сказал Кирюха Постный, – а вот ведь: как и человек, на людях помереть хочет…
Спать в эту ночь никто не ложился. Усталость заглушалась чувством самосохранения. Ожидание повторных нападений, неизвестность замыслов коварного врага, невозможность уплотнить цепи стрелков, лежавших на крышах и стенах, – все это дисциплинировало людей.
Люди, не нашедшие себе места, всю ночь блуждали по крепости, останавливаясь возле каждой ячейки.
– Братцы, – молили они, – может, и меня приспособите?
– Иди, нас и без тебя уже трое.
– А вы потеснитесь, братцы. Я хорошо стреляю.
– Ну вставай, коли так…
Штоквиц в эту ночь полюбился Клюгенау своим спокойствием и рассудительностью.
– Знаете, барон, – сказал капитан, лаская своего котенка, – я уже не комендант крепости. Это смешно, конечно, но теперь мы все коменданты. Нам, офицерам, осталось одно: довериться мужеству гарнизона…
Среди ночи, когда люди уже немного успокоились, разразилась густая пальба пачками. Пацевича разбудили, он выскочил наверх вместе со всеми. Успел только заметить, как посреди двора мечется зачем-то верхом на своем Карабахе Исмаил-хан, и кинулся по лестнице на крышу переднего фаса.
– Ватнин, – позвал он в темноте, – или Карабанов?.. Кто здесь, казаки? Что у вас тут происходит?..
Стрельба нарастала где-то в стороне от цитадели, и это казалось странным; казаки сразу же бросили таскать камни – взялись за оружие. Скоро выяснилась и причина стрельбы: рыская в поисках добычи вокруг крепости, турки лишь случайно наткнулись на отряды милиции, скрывавшейся возле брошенных казачьих казарм, и бой разгорелся на глазах осажденных.
– Ваше высокоблагородие! – раздались крики. – Велите открыть ворота… Перебьют ведь милицию!..
– Ватнин, голубчик, – обратился Пацевич к сотнику, – скажите, можно ли открыть ворота?
Назар Минаевич поднялся с крыши, свинцовый настил похрустывал под его тяжелым шагом.
– И пусть орут, – сказал он. – Теперича нельзя, Адам Платонович… Ежели прорвутся к нам, тогда другое дело. И то ворота, на мой смысл, открывать не надобно…
Потресов удачно осветил небо фальшфейерами, и мутный дрожащий свет вырвал из темноты низкое серое здание конюшен, где укрылись милиционеры. Неистовое желание помочь эриванцам вызвало со стороны казаков ответную стрельбу.
– Бей, ребята, пока не погасло, – кричал вахмистр, – точнее целься!
Ракеты, шипя и разбрызгивая искры, скоро погасли, и тогда из мрака послышался рев человеческих голосов. Началась рукопашная: до крепости Баязета теперь долетали лязганье скрещенных сабель, истошные вопли, крики борьбы и тупые, как удары в ладоши, одинокие выстрелы пистолетов.
– А я бы пошел, – заявил Евдокимов. – Охотников можно набрать…
– Все пойдем, все! – снова заорали казаки, но Ватнин остановил их:
– Поздно идтить. Сидите уж, покедова целы…
Крики людей, сцепившихся в схватке, постепенно замирали вдали – агония рукопашного боя подходила к концу. Чей-то последний крик повис над скалами на высокой затихающей ноте – и тишина…
– Ну, все. Отмучились, – перекрестился Пацевич, и, держась за поясницу, полусогнутый, как дряхлый старик, он спустился с крыши.
Незадолго перед рассветом Штоквиц позвал к себе Евдокимова, дал ему стакан чихиря:
– Выпейте, юнкер… Мне кажется, что турецкие отряды отодвинулись в горы. Сейчас возьмите охотников и попытайтесь проникнуть в казачьи казармы. Захватывайте все, что можно спасти из имущества!..
Охотники собрались в комнате на втором этаже, под крышей восточного фаса. Принесли факел. Евдокимов внимательно оглядел людей.
– Раненых не возьму, – сказал он. – И ты, Участкин, отходи в сторону – ты еще хромаешь… Гаси факел!
Тихо откинули люк. Цепочкой, один за другим, охотники спустились в подземную галерею, из которой хорошо простреливался во всю длину крепостной ров. Узким коридором, выложенным кафельными плитками, прошли к пролому амбразуры.
113 
