— И все умирали.
— И все умирали. — Он встал и принялся мерить комнату шагами. — Говоришь, никаких бумаг, записей на автоответчике, чеков, старых переводных векселей, депозитных книжек?
Она покачала головой.
— В кабинете есть сейф, но я не знаю шифра.
— Если получить ордер на обыск, мы сумеем открыть сейф. Но для того, чтобы получить ордер, нужна веская причина. А его кабинет в суде?
— Разве он станет держать там эти бумаги?
— Вряд ли. И опять же, без ордера на обыск не обойтись. — Он стукнул кулаком по своей ладони. — Как Савич с ним расплачивается?
— Наверное, у Като есть счет в другой стране. Может, на Каймановых островах. Мы ездили туда отдыхать.
— Может быть. Но тогда придется подключить к расследованию ФБР, начнется бесконечная писанина и юридические… — Он вдруг замолчал.
— Что?
— Юридические формальности, — рассеянно закончил он. — Мне надо как следует все это обдумать.
— Ладно. Я пойду готовить ужин. А ты думай.
И он стал думать. Делать это было нелегко, очень отвлекала Элиза, ходившая туда-сюда по кухне. Он сел за стол, положил перед собой блокнот, ручку. Но сосредоточиться удавалось с трудом.
Вот Элиза хочет что-то достать с верхней полки, ее футболка приподнимается, и обнажается полоска кожи.
Элиза нагибается, чтобы вынуть сито из шкафчика.
Элиза проходит мимо, ее грудь на уровне его глаз.
Напряжение росло в нем прямо пропорционально рассеянности, и это его сердило. Наконец он перестал делать вид, что работает, и накрыл на стол. Она подала ужин. Наверное, Элиза почувствовала его мрачное расположение духа, потому что разговора не начинала. Поели молча.
Наконец она сказала:
— Хорошие креветки.
— Свежие.
— Хочешь еще хлеба?
— Нет, спасибо.
— Салата?
— Я наелся.
— Точно?
Он бросил пустой панцирь креветки на тарелку в центре стола (уже доверху заполненную креветочным мусором), а мясо положил в рот.
— Ну да, с чего мне быть голодным?
— Не знаю. Ты все время молчишь.
— Я думаю.
— А. — Она оторвала бумажную салфетку от рулона — Дункан положил его на стол вместе с тарелками — и вытерла руки. — Я тоже кое о чем думала сегодня.
— О чем?
— Что, если бы я сразу пошла в полицию с письмом Чета, мы с тобой могли бы встретиться.
— Но ты ведь не пошла. — Он оторвал кусок салфетки, промокнул губы. — Завела вместо этого дружбу с Савичем, а потом нырнула в постель к Като.
Этими словами он словно дал ей пощечину. Стоило ей немного опомниться, и внутри начал закипать гнев.
— Именно.
— Разумеется, ты поступала так, как вынуждали обстоятельства. Использовала то, что имела. Мы все понимаем, о чем идет речь. Сначала поймала на это Като Лэрда, потом меня. Может, и Савича тоже пыталась, хоть и не признаешься. Тебе на редкость повезло. Работает без промаха.
Она с шумом отодвинула стул:
— Какая же ты скотина. Он тоже вскочил с места.
— Зато не… — Он быстро закрыл рот. Но это слово, хоть и несказанное вслух, подлило масла в огонь.
— Не стесняйся, Дункан. Договаривай. Зато ты не шлюха. Она собрала свои приборы, тарелку. Панцири креветок ссыпала в мусорное ведро, посуду положила в раковину. Он поступил точно так же. Они старательно избегали прикосновений, даже не глядели друг на друга.
Когда со стола было убрано, Дункан уже горячо сожалел о сказанном. Он аккуратно сложил полотенце для посуды. Несколько мучительных минут изучал его полинявшие полоски, проклиная себя за то, что оказался таким сукиным сыном и лицемером.
Повернулся к ней.
— Я устал, — сказал он. — Нервы на пределе. Я не хотел этого говорить.
— Еще как хотел.
— Элиза.
Она отпрянула от него, выставив руку вперед.
— Я больше не хочу об этом говорить. Меня уже тошнит от разговоров. От всего.
На ее лице застыло то холодное, замкнутое выражение, которое он видел в первый вечер. Не было оживления и восторга, с какими она смотрела сентиментальный фильм, романтическую историю. Не было надежды на счастливый финал.
Не говоря ни слова, она повернулась, прошла в спальню и хлопнула за собой дверью.
Его разбудило птичье чириканье почти под самым окном. Час был ранний. Солнце только показалось. Он редко вставал с рассветом; с другой стороны, лег он вчера тоже непривычно рано. Сначала пытался привести в порядок скомканные мысли и взбудораженные чувства. Потом сдался и закрыл глаза. Последнее, что он запомнил. Спал он крепко и без сновидений.