58 
А девушка была в восторге. Еще один день жизни и света!
Утром они вышли из спальни, обнимаясь и поглядывая друг на друга, как новобрачные: Тине и вправду казалось, что это так.
День был ослепительно-солнечным, незабываемо-прекрасным! Она ни о чем не жалела, даже о том, что вышла за Роберта: ради знакомства с Конрадом стоило принести такую жертву. Пусть хоть как, через тьму, страдания, грех, но к счастью! А потом… Но Тина изо всех сил гнала прочь это «потом». «Сейчас», только «сейчас», и ничего больше! Они с Конрадом были вместе весь день, везде и всюду! Они ели и пили, гуляли, смеялись, болтали, целовались. Все происходило так, как представлялось в мечтах. Тина вовсе не чувствовала Конрада своим любовником, воспринимала только как мужа, совсем не вспоминая о том, что у нее уже есть один, пусть не в полном смысле этого слова. Она почти призналась в этом Конраду, а он так и не смог сказать, что если у нее и будет все это — муж, дети, семья, то скорее всего не с ним, хотя сознавал, что ему тоже с нею легко, просто и хорошо. Что ж, из этой девушки, такой простой, понятливой, милой, конечно же получилась бы замечательная подруга или жена, если б только он, Конрад О'Рейли, был хотя бы немного другим.
Они сидели на низких оплетенных зеленью качелях в самой гуще кустарника, где их никто не видел: Тина — на коленях у Конрада, и он обнимал ее.
Говорили обо всем: теперь девушка спрашивала уже без стеснения.
— Скажи, неужели тебе и правда не понравилась Дорис?
— Дорис? А, та блондинка! Нет, она, конечно, привлекательная, но понимаешь, это бледная копия столичных стандартов, не более… В ней нет никакого своеобразия, как в тебе.
— Во мне?
Значит, он находит ее красивой!
— Да. В тебе есть какая-то искорка, очаровательная неправильность, милая непосредственность! Я не люблю таких, знаешь ли, картинных красавиц, мне нравятся такие, как ты… Только ты! — поправился он.
— Я слышала, твоя мать была очень красивой. Вместо ответа Конрад вынул маленький медальон с миниатюрным женским портретом.
— Я никому его обычно не показываю, — заметил юноша.
Тина осторожно взяла медальон в руки. Женщина на портрете в самом деле была очень хороша собой — на редкость правильные черты лица, умные внимательные глаза, изящный изгиб бровей… Ее красота казалась древней, извлеченной из глубины веков, будто собранная по крупицам, отшлифованная в десятках поколений и сконцентрированная в одном человеке.
— Его дала мне Джулия, — пояснил Конрад, — я всегда ношу его с собой.
Джулия… Ангел-хранитель дома, как сказал когда-то Роберт О'Рейли. Днем она смотрела на них с жалостью и осуждением, хотя и не говорила ничего. Девушка невольно дотронулась руками до горящего лица.
Потом наступила ночь, вторая и последняя.
В предрассветные часы Тина лежала на спине, безучастно глядя в белый потолок, и по лицу ее нескончаемой вереницей бежали крупные горячие слезы.
— Девочка, милая, ну не плачь! — Конрад сам был расстроен: казалось, сердце его разрывалось от жалости.
Она судорожно обняла его.
— Напиши мне!
— Да, конечно, я обещаю!
Конрад прижал Тину к себе, и девушка жарким голосом произнесла:
— Я люблю тебя, люблю! Возвращайся, клянусь, я буду ждать тебя!
Он взял ее лицо в ладони и направил на него взор своих черных глаз.
— Тина… Должен сказать тебе… Пойми меня правильно: я не хочу, чтобы ты меня ждала. Не потому, что не собираюсь возвращаться, и, конечно же, не потому, что ты мне не нужна, просто мне будет больно от сознания, что ты мучаешься и страдаешь в ожидании, которое, возможно, затянется на многие годы. Неизвестно, как сложатся обстоятельства, все может случиться…
— Ты женишься?
— О нет, я вовсе не собираюсь жениться! А вот ты можешь встретить человека, который покажется тебе лучше, достойнее меня.
— И это бы тебя не огорчило?
— Огорчило бы, но я был бы способен понять… Поэтому давай обойдемся без клятв.
Тина отстранилась и молча, тупо глядела в пол. Потом тихо спросила, вскинув заплаканные глаза:
— А если у меня будет ребенок?
Конрад удивленно посмотрел на нее, а после, улыбнувшись, погладил по голове.
— Не бойся, думаю, этого не случится. Девушка молчала, и Конраду показалось, что он угадал ее мысли.
— Неужели ты бы хотела?..
— Да. Тогда ты, возможно, вернулся бы, а если нет, то у меня осталось бы от тебя самое дорогое — твой сын или дочь.
58 
