143 
Конрад застонал в бессилии и отчаянии.
— Вам плохо? — Какой-то человек в мокрой серой одежде подошел и склонился над ним.
Конрад медленно провел рукой по лицу.
— Нет. Просто…— Не договорив, он поднял голову и узнал своего спасителя, молодого светловолосого парня, судя по одежде, моряка. Лицо у парня было усталое, как у большинства людей на берегу. Все они слились в нечто туманное, бесцветное, печальное, имевшее для океана, Вселенной и Бога не большую ценность, чем мертвые водоросли, выброшенные на жесткий мокрый песок.
— Вы спасли меня, — тусклым голосом произнес Конрад, — благодарю!
Парень, смущенно улыбнувшись, пожал плечами.
— Не стоит благодарности, сэр! По правде сказать, это мой долг.
— Долг? — непонимающе повторил Конрад. Он пребывал в заторможенном состоянии и соображал с трудом.
«У тебя перед нами долг!» — воскликнула Джоан с незабываемым, пронзившим до самого сердца взглядом. Да, долг. Долг, который он теперь уже никогда не заплатит!
— Я матрос с «Миранды», — пояснил спаситель.
— Матрос? — Конрад приподнялся. — Скажите, это все шлюпки? Больше не было?
В его глазах было столько тяжелой боли, что парню не составило большого труда понять, в чем дело. Он переступил с ноги на ногу, вздрогнув, точно перед лицом обвинителя, а после запоздало и без надежды обвел взглядом берег.
— Кажется, было еще две. Эта часть побережья мне незнакома… Вообще, говорят, одна шлюпка, сильно перегруженная, перевернулась и затонула, а другая… Может, причалила где-то дальше…
И немного погодя тихо спросил, прикоснувшись к плечу собеседника:
— С вами кто-то был на «Миранде»?
— Да, — с застывшим точно у мертвеца лицом произнес Конрад. — Жена и дочь.
Рука парня, дрогнув, повисла в воздухе.
— Сожалею…
Конрад бросил на него быстрый взгляд и ничего не ответил.
— Хотите воды?
— А разве есть?
Как оказалось, вода была, правда немного, в двух небольших емкостях. Оставшиеся в живых моряки с «Миранды», взявшие на себя заботу о спасенных, давали каждому по нескольку глотков драгоценной влаги.
Конрад выпил воду, но облегчения не почувствовал, потому что она была холодной и на вкус отдавала жестью. Озноб только усилился — укрыться было негде, одежда еще не просохла до конца… Да и нервы давали о себе знать.
— Нужно, по возможности, выяснить, где мы, и узнать, нет ли поблизости человеческого жилья и пресной воды, — сказал спасший его парень. — Несколько человек идут в разные стороны. Не хотите отправиться со мной?
Конрад поднял голову. Он замерз, ослаб и охотнее всего остался бы на месте, но отказать этому человеку было неудобно.
— Хорошо, пошли.
Они миновали прибрежную полосу, перебрались через насыпь, местами глубоко увязая ногами во влажном песке, и очутились на глинистой равнине.
Примерно через полмили от побережья начинался мульга-скреб: заросли колючих акаций высотой около пятнадцати футов. Травянистого покрова почти не было, лишь кое-где встречались серые солянки.
Конрад то и дело морщился и вздрагивал с непривычки ходить босиком, тогда как его спутник не испытывал, по-видимому, особых неудобств. В нем угадывался житель сиднейских трущоб, из тех, кто с малолетства зарабатывает себе на хлеб, а в юности нанимается на корабли иностранных компаний и нередко до самой смерти выполняет черную работу.
Парень уверенным шагом шел вперед, Конрад плелся сзади, стараясь не отставать. Он взглянул на израненные колючками ноги и подумал о своих филиппинских предках, никогда не носивших обуви, а потом о матери и еще — об отце, Роберте О'Рейли, о котором, если и вспоминал, то с чувством глубочайшей враждебности и досады.
Три года назад он взялся за осуществление нелегкого плана. Что ж, раз отец не захотел приобщить его к делу, то он, Конрад О'Рейли, добьется всего в одиночку, сам, а заодно покажет Роберту, чего стоит отлучение от престола единственного наследника! Боже, как глуп отец! Он мог бы с малолетства готовить сына себе в преемники, а вместо этого… И Конрад, загнав эмоции и обиды в глубину души, принялся постигать тайны отцовского бизнеса. К сожалению, у него не было почти никаких знаний в этой области, тем не менее Конрад решил не сдаваться. Мечты об университете пришлось похоронить, на обучение не было средств, да и происхождение оставляло желать лучшего, поэтому он занялся самообразованием. Прочитал горы книг, журнальных и газетных статей; не пожалев денег, взял несколько платных консультаций у специалистов; попутно совершенствовал свое знание языков, выучил два новых, итальянский и португальский… Он упивался величием собственного ума, одновременно предвкушая сладостную победу. Он разработал несколько проектов, благодаря которым компания могла бы увеличить свою прибыль. Работа поглощала все свободное время, и Конрад досадовал на то, что связан семьей, которая волей-неволей отнимала какую-то долю внимания. Он мечтал устроиться в компанию Роберта О'Рейли, внести ряд полезных предложений о преобразованиях, доказав таким образом свою ценность и ум, а потом… нанести решающий удар! Черт возьми, он готов был использовать любые, самые изощренные, подлые методы! Только с этой целью он вернулся в Австралию! Отомстить Роберту — таково было самое сильное и едва ли не единственное желание, но сейчас, подумав об отце, Конрад с удивлением понял, что изменился; может быть, в чем-то прозрел и стал испытывать чувства, доселе неведомые. Отец! Единственный близкий человек… Они плохо поступили друг с другом, но, наверное, надо простить… Конрад не знал своей матери, тем не менее любил ее, любил всегда, с самого детства, неизвестно почему. Любил, как любят навеки утраченное, или это был голос крови? Теперь он понимал, чувствовал, что любить ушедших навсегда проще, чем тех, кто живет, потому что любовь ко вторым требует больше жертв и действий, потому что их, живущих, много труднее понять и простить. Впервые Конрад не мог переживать горе в одиночестве, к которому он привык с малолетства, впервые ему хотелось прижаться к кому-нибудь родному, отдать ему часть печали и получить взамен хоть немного веры в будущее, поддержки и сил.
143 
