24 
— Ты знаешь меня? — тихо спросил Тьерри. Будто все еще не веря, он отстранил ее от себя, чтобы взглянуть ей в лицо. — Ты помнишь… Ханна, как много ты помнишь?
Ханна глядела на него, внимательно всматриваясь…
«Да, я помню эту фигуру. И глаза… особенно глаза…»
Так брошенный ребенок, нашедший своего брата или сестру, выискивает знакомые черты на незнакомом лице, рассматривает каждую из них, с удивлением узнавая.
— Я помню… кем мы были друг для друга. Мы были… родственными душами, — медленно выговорила Ханна.
— Да, — с благоговейным трепетом прошептал он. Черты его лица смягчились, выражение глаз изменилось, из них ушла та безнадежная печаль, которая, казалось, никогда не покидала их. — Родственными душами. Духовными супругами. Мы были предназначены друг другу. Мы должны были быть вместе все эти века.
Сейчас они поддерживали друг друга: Ханна — стоя на коленях на крыльце, а Тьерри — опустившись на одно колено на ступеньку. Их лица почти соприкасались. Ханна обнаружила, что не может оторвать взгляда от его губ.
— Так что же случилось? — прошептала она.
Тем же тоном, не отодвигаясь, он ответил:
— Я все испортил.
— О!..
Ее гнев стал стихать. Она чувствовала Тьерри, ощущала его чувства, его мысли. Он так же страдал от разлуки с ней, как и она. Он желал ее… Он любил ее… и обожал. Он думал о ней так, как поэт думает о луне и звездах — мечтательно и вдохновенно. Он действительно видел, что ее окружает серебристый ореол.
Что же, если Тьерри хотелось видеть ее такой, Ханна не возражала. Это пробуждало в ней особую нежность к нему.
И сейчас она ощущала его теплое дыхание. Если она чуть-чуть наклонится вперед, ее губы прикоснутся к его губам.
И Ханна потянулась к нему.
— Подожди… — словно испугался он.
Тьерри произнес это вслух, и это было ошибкой. Его губы шевельнулись, и легкое касание превратилось в поцелуй.
И никто из них не мог противиться этому. Они так отчаянно нуждались друг в друге, а поцелуй был таким теплым и сладким… Ханну захлестнули радость и блаженство, она словно утонула в любви.
Так и должно было случиться.
У Ханны кружилась голова…
«Я знаю: жизнь подарила мне что-то чудесное и таинственное. То, о чем я всегда мечтала, сама не сознавая. То, что казалось недосягаемым. А теперь это случилось. Теперь я счастлива… я обрела его».
Тьерри был не столь красноречив. В ответ Ханна смогла расслышать лишь:
— Да.
Никогда еще она не была так исполнена благодарности к нему. Любовь устремлялась от нее к Тьерри и вновь возвращалась к ней. Чем больше Ханна отдавала, тем больше получала. Это было похоже на водоворот, все сильнее и сильнее затягивающий их.
«Я будто парю в воздухе», — подумала Ханна.
Она больше не ощущала головокружения. Появилось удивительное чувство свободы и покоя, будто она находилась на горной вершине. И безграничная нежность… Она принадлежала ему безгранично…
И ей захотелось дать ему нечто еще большее.
Она знала, что именно. То, что она пыталась дать тогда, в тот первый раз, когда поняла, что он без нее погибнет. Она хотела дать ему то, что может подарить только женщина, — жизнь.
Правда, она была сейчас всего лишь девочкой, еще не готовой к той ответственности, которая приходит с зарождением новой жизни в женском теле. Однако она могла дать Тьерри жизнь другим способом.
Она отступила назад, чтобы взглянуть на него, увидеть потрясенные темные глаза, полные нежной страсти. Затем прикоснулась к его рту кончиками пальцев.
Он поцеловал их, но Ханна не обратила на это внимания и прикоснулась пальцем к его зубам.
В глазах Тьерри вспыхнуло изумление.
Да. Это был длинный клык, чуть заостренный. Еще не зуб хищника — лисицы, рыси или волка. Ханна провела по нему пальцами.
Изумление в его взгляде сменилось чем-то другим… Глаза подернулись поволокой, и возникшее в них желание смешалось с явным ужасом.
— Не надо… Ханна, пожалуйста. Ты не понимаешь… — прошептал Тьерри.
Ханна прикоснулась к кончику его зуба большим пальцем. Да, теперь он стал острее. И длиннее, тоньше. Сейчас он был похож на зуб полярной лисицы, который она держала тогда в ладони, — молочно-белый, полупрозрачный, изящно изогнутый.
У Тьерри тяжело вздымалась грудь.
— Пожалуйста, остановись. Я… Я не смогу…
Но Ханна уже не могла остановиться.
24 
