— Через двадцать минут наш самолет приземлится в аэропорту города Сочи. Пожалуйста, потушите сигареты, приведите спинки кресел в вертикальное положение и застегните привязные ремни, — объявила стюардесса.
— Смотри, внизу море, — сказал Джокер, указывая в иллюминатор. — Забудь о прошлом! Мы вступаем в новую, прекрасную жизнь.
— Твоими бы устами да мед пить, — с сомнением откликнулась Маша.
В зале ожидания ханты-мансийского аэровокзала Костолом, обхватив голову руками, покачивался из стороны в сторону на жесткой деревянной скамье. Пару минут назад сообщили, что в связи с обильным снегопадом все вылеты отменяются как минимум на сутки. — Твою мать, твою мать, твою мать, — бормотал Костолом, тихонько подвывая от ярости и отчаяния.
Хосе Мануэль тоже подвывал, но совсем по другой причине. Скользкий, подвижный, как змея, язык длинноногой модели выделывал нечто невообразимое с его половыми органами.
«Где я, в аду или в раю? — думал журналист. — Если она продолжит в таком духе еще пару минут, я или умру от разрыва сердца, или женюсь на ней, клянусь моим фотоаппаратом!»
Они были дома у Мириам.
— Зачем нам идти в ресторан? — сказала Хосе Мануэлю модель. — Я сама приготовлю для тебя ужин, а заодно посмотришь, как я живу.
Нужно ли говорить, что журналист с энтузиазмом принял предложение.
Квартира Мириам располагалась в Педральбесе, самом престижном районе Барселоны.
— Ого! Да это настоящее любовное гнездышко, — присвистнул Чема. — Ты сама обставляла квартиру?
— Я заплатила декоратору два миллиона песет, — сказала модель. — Но он сделал все в соответствии с моими пожеланиями. А вот и мой рабочий инструмент, — добавила она, указывая на огромную круглую кровать, застеленную шелковым покрывалом цвета морской волны. — Она обошлась мне в целое состояние. Только попробуй, какой упругий и удобный матрас!
Залившись русалочьим смехом, модель толкнула журналиста, и он повалился на бирюзовое ложе любви. Имитируя грациозные кошачьи движения, Мириам взобралась на кровать вслед за ним и встала на четвереньки в такой позе, что ее платье задралось, обнажив миниатюрные прозрачные кружевные трусики.
Чема всегда был поклонником дорогого женского белья.
— Какие очаровательные трусики! — воскликнул он.
— Я дарю их тебе! — в неожиданном порыве щедрости воскликнула модель.
— В самом деле?
— Забирай! Они твои!
Журналист мягко провел пальцами по бедрам модели, сдвигая кружева вниз.
— То, что под ними, мне нравится еще больше, — прошептал он, целуя черный треугольник волос.
— Ты не возражаешь против телячьей отбивной? — спросила модель сорок минут спустя, когда Чема почувствовал себя полностью вымотанным. Невероятная сексуальность модели удивила даже его, многое повидавшего на своем веку. Мириам ухитрилась кончить шесть раз, и ее оргазмы сопровождались столь выразительными и артистичными стонами, вскриками и судорогами, что Хосе Мануэль, восседая на ней, чувствовал себя неистовым богом любви, преследующим обезумевших от страсти вакханок на просторных лугах Эллады. То, что модель может притворяться, как-то не приходило ему в голову. Это было бы слишком оскорбительно для его мужского достоинства.
Телячья отбивная, сопровождаемая вином «Бычья кровь», позволила журналисту восстановить силы, и парочка приступила к новому раунду на круглой арене любви.
Хосе Мануэль почувствовал, как что-то взорвалось у него внутри, и горячая сперма выплеснулась наружу, залив смуглое лицо модели.
С тихим стоном наслаждения Мириам принялась размазывать сперму по лицу и шее.
— Семя такого мужчины, как ты, — лучшее косметическое средство, — прошептала она, вытягиваясь на кровати рядом с журналистом и всем телом прижимаясь к нему. — Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя, — был вынужден ответить Чема. В этот момент он почти не кривил душой. — Ты удивительная.
— Теперь мы с тобой стали одним целым, — продолжала Мириам. — И у нас не должно быть секретов друг от друга.
— В самом деле? — спросил Хосе Мануэль.
— Конечно, дорогой, — вкрадчиво произнесла модель, начиная ласкать его член.
Чема осторожно отодвинул ее руку.
— Любовь моя, только не сейчас, — взмолился он. — Я должен хоть немного отдохнуть.
Мириам была покорной, как турецкая рабыня.
— Как скажешь, мое сокровище, — согласилась она. — Давай просто поговорим.