61 
– Ты очень этого хочешь?
И помимо своей воли, не успев остановить мысль, Полуянов ответил:
– Да.
И тут же видения исчезли, он лежал на диване, глядя на уже рассыпающиеся угли осиновых поленьев. Комнату наполнял запах раскаленного камня, так пахнет в хорошо вытопленной бане. Ястребов провел ладонью перед глазами Антона, и тот вздрогнул, часто заморгал. Пошевелил пальцами.
– Нормально себя чувствуете? – поинтересовался хозяин дома, помогая Полуянову сесть.
Тот помотал головой:
– Вроде бы немного ощущаю головокружение.
– Это скоро пройдет.
И только сейчас Антон заметил, что торс его перебинтован, белоснежный бинт пахнет чистым, только что выпавшим снегом.
– Вот и все.
Илья сидел в глубоком кожаном кресле, закинув ногу на ногу, скрестив на груди сильные руки. Перед ним стояли два стакана, до половины наполненные ромом. В янтарной жидкости плавали прозрачные кубики льда.
– Теперь можно и выпить. Повязку снимете через семь дней и сожжете. Обязательно сожгите.
Ром окончательно вернул Антона к жизни.
Кожей спины он ощущал приятный холод, повязка хоть и была тугой, но дышать не мешала, она казалась частью его тела, как иногда перчатка кажется частью руки.
– Что я вам должен? – аккуратно поставив пустой стакан на стол, спросил Полуянов.
– Вы еще не уверены, помог я вам или нет.
– Я уверен.
– Мы еще встретимся. Вы сегодня намерены уехать? – буднично спросил хозяин дома.
– Я собирался уехать вчера. Не всегда наши желания исполняются так, как нам того хочется.
– Исполняются, непременно, – произнес Ястребов, легко вставая с кресла. – Жизнь часто поворачивается другой стороной, и мы видим ее изнанку. Изнанка всегда неприглядная – узелки, перепутанные нити, темные пятна. Как в вышивке, нельзя сделать одинаково красивой лицевую сторону и изнаночную.
– Я с вами согласен.
В горле Антона Полуянова пересохло, словно бы он проглотил горсть сухого песка.
– Человек красив снаружи, а если подумать, что у него внутри, то иногда оторопь берет..
– Вы имеете в виду внутренности?
– И внутренности тоже. Часть женского тела, к обладанию которой вы стремитесь, не жалея ни денег, ни сил, на поверку оказывается сморщенной неприглядной кишкой. Сходите как-нибудь в анатомический театр. Но самое страшное – это душа, мысли. Не у каждого хватает решимости сделать то, что он хочет.
А хочется многого, очень многого – и мне, и вам, и малым детям, и древним старикам. И заметьте, хочется зачастую именно того, что запрещено. Одни боятся тюрьмы, другие огласки, третьи – своей совести. И как легко, если наши желания выполняет кто-то другой!
Пространные речи Ястребова привели Полуянова в замешательство. Так не говорят на второй день знакомства, не лезут в душу.
«Кто он мне? – подумал Антон. – Я вижу этого человека второй раз в жизни».
Ястребов улыбнулся:
– Вы думаете, я вас не знаю? Это не так.
Бывает, достаточно одного взгляда на человека, чтобы понять, что творится у него внутри, увидеть его насквозь. Желания – как огонь, вспыхивают от случайной искорки. Пламя постепенно разгорается и кажется вечным, но проходит немного времени, и оно гаснет. Рассыпаются угли, – Ястребов бросил взгляд на камин, – они еще могут обжечь, но они уже ничто. Пройдет немного времени, и жалкие угли превратятся в серый безжизненный пепел, никому не нужный и бессмысленный.
– Странно.., мне кажется, что вы местный, – признался Антон, – вы словно выросли здесь. И в то же время чужой.
Лицо Ястребова вдруг сделалось мрачным, смуглые нос и скулы заострились, в глазах появилась темнота.
– Все люди – звенья одной цепи, у всех в жилах течет красная кровь, яркая, горячая. И неважно, где человек живет. Всегда можно найти точку соприкосновения. Две одинаковые точки сливаются. Это та искорка, о которой я говорил.
– Та, из которой возникают пламенные желания? – спросил Антон.
– Да, – коротко ответил Ястребов, легко вставая с кресла.
Он ударил кочергой по еще хранившему форму, пышущему жаром полену, и то рассыпалось на мелкие угли. Всего на мгновение показались языки пламени и тут же осели, прячась в золу.
– Идите и не оборачивайтесь, – уже у калитки предупредил Ястребов.
И Полуянов пошел, чуть пошатываясь, чувствуя себя опустошенным, вывернутым наизнанку.
"Чего только болезнь с человеком не сделает, – подумал он, – поверишь во что угодно.
61 
