— У каждого парохода свой голос, — говорил Тошке боцман Ерго — хозяин Старой гавани. — Пассажирский должен красивый голос иметь, приятный, как у артиста в театре. Военному какой голос надо? Никакого не надо. Ему сирены хватит. Ему петь некогда. Буксир, тот всегда злится. Работа тяжелая, весь в мазуте, красоты у него в жизни нет. Вот и кричит, как старуха Марго, которая моет чашки в кофейне на Трапезундской улице.
Ерго был черным, словно буксир, у которого тяжелая работа и нет в жизни красоты. Казалось, солнце прокалило его кожу до самых костей. Тошка впервые увидел боцмана, когда тот, по пояс голый, мускулистый и ловкий, ловил брошенную с «Красного Батума» чалку.
У Ерго не было ноги. Вместо нее деревянная култышка с толстой набойкой, вырезанной из автомобильной шины. По асфальту боцман ходил быстро и уверенно, лишь слегка ныряя правым плечом. А вот на гальке култышка скользила, и Ерго сердился.
Мокрый линек с тяжелым шаром на конце пологой дугой прочертил воздух. Ерго вскинул руки, чтобы поймать его, но култышка скользнула, и он промахнулся.
— Черт тебя забери! — выругался боцман.
На буксире рассмеялись. Оплетенный веревкой шар, стукнувшись о берег, покатился к воде. Тошка подбежал и наступил на него. Весельчак с буксира изо всех сил дернул линек, и Тошка покатился по гальке. Команда «Красного Батума» просто стонала от хохота.
— Эй, олан![2] — крикнул Ерго, свирепо поблескивая синеватыми белками глаз. — Я тебя на берегу встречу — ты не смеяться, ты плакать будешь. Вот такими слезами. — И он показал два черных, увесистых кулака. На буксире стихли.
Снова просвистел в воздухе линек. На этот раз Ерго поймал его. Толстый мокрый канат выползал на горячую гальку нехотя, как сонная змея. Ухватившись за петлю, боцман потащил канат к причальной тумбе.
— Иди, второй конец лови, — сказал он Тошке. Сможешь?
— Смогу.
— Давай…
Они проработали все утро. У берега, крепко притянутая канатами к причальным тумбам, высилась серая махина крейсера. Палубные надстройки и мачты были уже срезаны, орудия сняты. Крейсер стоял пустой и мрачный, как брошенный дом. Черная тень падала от него на испачканную мазутом гальку.
— Я его знаю, — сказал Ерго, словно крейсер был человеком. — Старый очень. Скорость плохая. Но ничего, всю войну плавал. Сколько раз нас прикрывал. Я на военном транспорте тогда ходил, боцманом. Вот до сих пор и зовут: боцман Ерго. А тебя как зовут?
— Тошка. То есть Антон. Антон Топольков.
— Тошка лучше. Я почему тебя никогда не видел? Всех здесь знаю, а тебя не видел…
— Я недавно приехал. Три недели назад. Раньше мы в другом месте жили. Далеко отсюда. За Волгой, в Нефтегорске.
— Угу, ясно. В хорошее место переехал. Сколько тебе лет?
— Тринадцать в мае исполнилось. Четырнадцатый пошел.
— А почему такой маленький, белый, худой? Надо меньше за книжкой сидеть, больше руками работать. На лодке грести, плавать, сети тащить. Рыбу ловить умеешь?
— Да вот пробую все. Только не клюет что-то.
Тошка достал из кармана купленную в магазине удочку: шелковая леска с поплавком, грузилом и крючком. Ерго покрутил ее в пальцах, покачал головой, потом колупнул ногтем остатки засохшего на крючке дождевого червя.
— Ты что, рыбу за дурака считаешь, да? Зачем морская рыба будет земляного червя кушать? Где она его возьмет? Это интеллигентная удочка, ее для курортников в магазине держат. Ты пойми — такую леску за две мили в воде видно. А рыба, она тоже, Тошка, жить хочет. Ей другая еда нужна — мидии, креветки, морской червяк. Его кефаль любит. И леску из конского волоса плети. На Турецком базаре сколько хочешь есть. Дешево продают, дешевле этого. — Он вернул Тошке удочку. — Ладно, чего краснеешь, ты же не знал. Я тебя научу, приходи. Ты парень ничего…
Морских червей копали за волнорезом. Здесь было тихо. Из большой, покрытой слизью трубы узеньким ручейком вытекала густая темно-бурая жидкость. Вода вокруг была грязной и пенистой.
— Ну и вонь, — Тошка зажал ладонью нос.
— А ты что, червей в кондитерском магазине захотел копать? — Бобоська скинул тапочки, вошел в воду. Ноги по щиколотку уходили в вязкий ил. Он взял у Тошки лопату, копнул и осторожно вынул ее из воды. Вонючая жижа стекала с лопаты черными густыми струями.
— Быстрее ищи! — крикнул Бобоська. — Уйдет червяк! Тошка, морщась, копался кончиками пальцев в иле. Нашел четырех червей, положил их в баночку.