— Здравствуй, — сказала она. — А петух до сих пор живет у нас. Я каждый день меняю ему воду и кормлю.
— Какой петух? — покраснел Тошка.
— Морской, — ответила Кло. — Ты купался сегодня?
— Да.
— Вода теплая?
— Как чай.
— Ты в одиннадцатой школе будешь учиться?
— В одиннадцатой.
— Я тоже в ней учусь. С первого класса… Ты знаешь, где работает боцман Ерго?
— Знаю. В Старой гавани.
— Я иду туда сейчас. Меня мама послала. Пойдешь со мной?
— Конечно.
«Гром и молния! — хотел добавить Тошка. — С вами, Кло, хоть на край света, черт возьми!»
Но не добавил ничего, а лишь еще сильнее покраснел и молча кивнул головой.
Глава 6. Вдвоем против шайки фиолетовых
Солнце, большое и жаркое, сонно уставилось в море. У ворот Старой гавани понуро стояли акации. Их кривые стволы были в ссадинах и рубцах. Это все из-за неповоротливых грузовиков. Увозя разрезанные на части корабли, они каждый раз задевали деревья своими железными бортами.
Солнце смотрело в море. А оно, неподвижное и теплое, едва заметно поигрывало радужными бликами. Изъеденные сваи причалов отражались в воде, словно в громадном зеркале.
Незнакомый мальчишка лет семи лежал, навалившись животом на рыжий раскос. Замерев, он следил за уходящей в воду леской. Казалось, что мальчишка не дышит.
Кло вошла в фанерную каморку боцмана, а Тошка поднялся на причал по гнилым, качающимся сходням. Осторожно перешагивая через дыры в настиле, он добрался до середины и глянул вниз. Подсвеченные лучами солнца, серебрились ставридки. Суетливо сновали вокруг крючка, не решаясь стянуть с него креветку. Время от времени раздосадованные рыбешки кусали тусклый шарик свинцового грузила. Вот наконец одна, самая крупная и, видимо, самая главная во всей рыбьей ораве, изловчившись, схватила креветку и ловко сдернула ее с крючка.
— Подсекай! — крикнул Тошка. — Чего же ты?!
Но мальчишка прозевал момент. Он что есть силы мотнул рукой и чуть было не свалился со своего раскоса. Грузило вылетело из воды, пустой крючок зацепился за сваю.
— Кто ж так подсекает, олан? — Тошка даже плюнул с досады. — Такую ставриду упустил!
Мальчишка и вправду не умел как следует подсекать, но в душе был настоящим рыбаком, а поэтому не терпел советчиков. Подняв голову, он зло посмотрел на Тошку и выругался.
— Ах ты, авара сопливая! — возмутился Тошка. — Я тебе за такие слова… — Он быстро нырнул в дыру настила и, ухватившись за раскосы, начал спускаться вниз. Посыпалась сорванная подметками ржавчина.
Мальчишка тоже не стал медлить — через несколько секунд он был уже на берегу. Под причалом осталась только коробочка из-под зубного порошка, полная креветок, кусок шпагата с тремя заснувшими ставридками на конце да леска, зацепившаяся крючком за угол сваи.
Мальчишка подбежал к воротам Старой гавани и уже оттуда, с безопасной для него дистанции, открыл по Тошке губительный огонь. Круглые голыши летели один за другим. Они звонко ударялись в сваи, стучали по настилу, с чмоканьем падали в воду. Ставридки, бросив с таким риском отвоеванную добычу, прыснули в разные стороны.
— Ты что делаешь?! — донесся до Тошки гневный голос. Он посмотрел на берег и увидел, как Кло, выбежав из сто рожки, схватила прислоненную к забору швабру.
Мальчишка задал стрекача. Кло долго гналась за ним. Потом остановилась и, переведя дыхание, погрозила беглецу кулаком.
— Ничего, — сказал Ерго, стоявший в воротах гавани. — Пусть придет еще рыбу ловить. Я ему покажу, как ругаться!
Он вернулся в сторожку и вынул из большой плетеной корзины отливающего темным серебром лобана. Продел ему через жабры обрывок лески и протянул Кло.
— Передай маме. Трех я утром поймал. Совсем свежие. Скажи: Ерго поклон шлет.
— Ой, что вы, дядя Ерго… — начала было Кло, но боцман приложил к губам черный от загара палец.
— Тсс-с! Татьяна Ивановна, зачем лишние слова? Передай маме и скажи: поклон от боцмана, спасибо, что не забывает.
Кло взяла лобана. Он был тяжелый, леска так и врезалась ей в пальцы.
— У! Как это я его донесу?
— Ничего! — Ерго хлопнул Тошку по плечу. — Кавалер поможет. Правильно говорю, да?
Тошке показалось, что у него вот-вот задымятся щеки, до того он покраснел.
Они пошли по горячей от солнца пустынной улице. С одной ее стороны тянулся длинный кирпичный забор, ограждающий Старую гавань. У его основания курчавился серый от пыли репейник. На противоположной стороне была Горка. Так называли невысокий насыпной холм, заросший акацией и ежевикой. На его вершине, если приглядеться, можно было увидеть приземистые железобетонные казематы форта, прикрывающего вход в гавань. Подножье Горки было опутано тремя рядами колючей проволоки.