Женщина закрепила прищепкой угол мокрой простыни и подошла к калитке. Войти во двор она не предложила.
— Жила у меня Маша из Москвы, — надменно сообщила она, — уехала сегодня. Деньги назад затребовала и отчалила со своим рюкзачишкой. Артистка-авантюристка! А вам она зачем?
Маленькие быстрые глазки окинули доктора с ног до головы жадным подозрительным взглядом.
— То есть она вам заплатила вперед, стало быть, уезжать не собиралась, а потом неожиданно уехала? — проигнорировав вопрос хозяйки, уточнил доктор.
— А вы кто ей будете? — хозяйка, в свою очередь, не желала отвечать доктору.
Секунду подумав, Вадим тихо и внятно произнес:
— А я ей буду любовник! — Развернулся и быстро пошел по улице к машине.
Садясь за руль, он подумал, что хозяйка, наверное, еще полчаса проторчит у калитки, хлопая своими быстрыми глазками и забыв про мокрое белье.
«Однако не судьба, — грустно сказал он себе. — Машенька уехала. Ее нет и не будет никогда. Не надо больше думать о ней. Все к лучшему. Я не могу ручаться за свой завтрашний день, так по какому праву я привез бы ее к себе?»
Затренькал сотовый телефон. Выруливая на проспект, доктор услышал в трубке голос фельдшера из горного госпиталя:
— Сейчас можешь приехать?
— Я же был вчера вечером? Что случилось за ночь? «Кассета, — сказал он себе, — опять кассета. Капитан Головня — это только начало».
— У него кровь в моче, — сообщил фельдшер. «Это что-то новенькое», — усмехнулся Вадим про себя, а вслух произнес:
— Хорошо. Сейчас приеду, — и захлопнул крышку телефона.
«Вот так. Знай свое место, бандитский эскулап!» Он развернул машину и направился к синевшим вдали горам.
«В доме, где все происходило, меня не было, — рассуждал доктор, переезжая границу у реки Чандры, — я близко не подходил к дому. Госпиталь на другом конце села. Я даже не знал, кто к ним приехал и зачем. Между тем кассету мог взять кто угодно. Мало ли кому это нужно? Из того, что я возил Ивану, то есть Андрею, еду, ничего не следует. Ровным счетом ничего. Может, у Ахмеджанова и правда что-то не то с мочеточником? Ладно, посмотрим. Еще день-другой я выиграю, а потом, если повезет, бандитской мочой будут заниматься тюремные врачи Лубянки или Бутырки».
Чеченец сидел на камне перед дверью госпиталя и пил гранатовый сок из литровой банки. После операции он пил его в огромных количествах — восстанавливал кровь. Вышедший навстречу фельдшер нес в руках точно такую же литровую банку. В ней находилась жидкость, по цвету похожая на гранатовый сок. Не глядя на Вадима, фельдшер быстро произнес:
— Он мне не верит. Говорит, это кровь. Говорит, не правильно ты его лечишь.
— Ну, не правильно, так и не буду, — весело ответил доктор, — я свое дело давно сделал. Пусть теперь собирает консилиум, выписывает себе врачей из Кремлевки, — он обращался только к фельдшеру, будто Ахмеджанова вовсе не существовало.
— Ты не обижайся, доктор, — подал голос чеченец — я таким цветом никогда раньше не мочился. Вот и решил тебе показать.
— Конечно, чтобы мочиться гранатовым соком, надо его не меньше трех литров выхлебывать в день. Все, Аслан. Сок отменяется. А то придется тебе сюда психотерапевта вызывать, от мнительности лечить.
Вместе с фельдшером Вадим зашел в госпиталь, осмотрел двух недавно прооперированных боевиков, дал фельдшеру несколько новых указаний. Пол в госпитале был грязным. Сегодня его не мыли. Вадим заметил это сразу и, выходя, небрежно бросил фельдшеру:
— Что ж грязь здесь такую развели? Ты бы позвал кого-нибудь, чтобы пол помыли. Все-таки госпиталь, а не казарма.
— Позову, помоют, — кивнул фельдшер и быстро взглянул Вадиму в глаза.
«Он ждал, что я спрошу про Ивана, а я не спросил. Значит, они что-то сделали с ним ночью. Возможно, они пытались его допросить. Господи, как можно допросить немого, слабоумного человека? Но он ведь сказал мне два слова, отдавая кассету: „Андрюха жив!“ Он мог говорить, но не хотел. Он вспомнил свое имя — но больше ни слова не произнес, сразу ушел, скрылся в темноте… Они могли просто пристрелить его сгоряча».
Вадим не знал, что и как произошло на самом деле, но чувствовал: Андрюхи уже нет. Больше всего хотелось сейчас запереться в своем одиноком доме встать под горячий душ, а потом поспать хоть немного. Он вдруг обнаружил, как страшно устал за эти дни.
Когда доктор ушел, Ахмеджанов подозвал фельдшера и тихо спросил: