ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  64  

Так размышлял, проснувшись на рассвете, Павел Павлович Шелковников. Правда, проснулся он не в своей постели, не у себя дома или на даче, а на московской квартире своей любовницы. Он, как всякий уважающий себя человек, обремененный многими делами, уже несколько лет имел постоянную подругу.

Но, не в пример многим мужчинам, у которых в постели развязывается язык, Павел Павлович был человеком скрытным, и его любовница Валентина почти ничего не знала и скорее всего даже не догадывалась, какими делами занимается Шелковников.

«Да и зачем ей это знать? – рассудил Шелковников два года назад. – Чем меньше она будет знать, тем крепче я буду спать. И она, кстати, тоже».

Валентина наивно верила, что ее любовник действительно работает консультантом в нескольких довольно-таки известных фирмах. Иногда она вместе с ним посещала всевозможные фуршеты, вернисажи, наведывалась в мастерские к художникам и скульпторам.

Все это выглядело красиво и очень ей нравилось: Валя чувствовала себя причастной к большому искусству.

Сейчас она мирно спала. А вот у Павла Павловича сна не было ни в одном глазу.

«Да, да, – про себя повторял Шелковников, – картины у меня в руках, а это, между прочим, товар опасный. Барон вроде бы внушает доверие, кажется, на него можно положиться. Но ведь барон – тоже человек, а доверять людям – все равно что курить на бочке с порохом. Вполне возможен такой вариант: барон Ганс Отто фон Рунге возьмет картины, а деньги платить не пожелает. И в общем-то он будет прав. На его месте я поступил бы точно так же», – Павел Павлович, широко открыв глаза, смотрел в белый потолок, на котором узким длинным клинком лежала полоса света.

«Не побегу же я кому-нибудь жаловаться, что мне не заплатили за ворованные картины! Надо подстраховаться, надо подстраховаться…»

Шелковников всегда любил ставить себя на место соперника или врага и с его точки зрения просчитывать всевозможные варианты.

«Как бы поступил я? – задал себе вопрос Павел Павлович. – Конечно, – ответил он сам себе, – я постарался бы убрать Шелковникова, убрать именно в тот момент, когда картины окажутся на Западе. Но одно дело придумать, а совсем другое – реализовать, выполнить поставленную задачу. Барон, естественно, не простак, тягаться мне с ним трудно».

Шелковников уже навел о нем справки, прекрасно знал, чем занимается фон Рунге и чем занимался раньше – пять, десять, двадцать лет тому назад.

«Да, у барона прекрасное образование, да, у него в деловых кругах незапятнанная репутация…»

Но это общее место в рассуждениях Шелковникова вместо того, чтобы успокоить, настраивало на совершенно противоположное.

"А почему его репутация не запятнана? Скорее всего, барон очень осторожен и всегда действует крайне осмотрительно. И зачем ему понадобились эти не первосортные картины? Понимаю, были бы там мастера эпохи Возрождения, какой-нибудь Ван Дейк, Рубенс, Рембрандт, тогда было бы все ясно, тогда за эти картины стоило бы побороться.

Так ведь нет, все полотна достаточно заурядных немецких и голландских художников начала восемнадцатого века. Ну, Мадонны, ну, мужской и женский портрет, ангел… Ерунда. В чем-в-чем, а в этом я разбираюсь и могу представить, сколько стоят эти картины. Двести, триста, ну четыреста от силы, больше за них никто не даст. А тут барон предлагает миллион.

Цена явно не соответствует стоимости".

Что именно сейчас продается на аукционах, как на закрытых, так и на открытых, для Шелковникова не являлось тайной. Он был прекрасно осведомлен в ценах, знал тех, кто покупает, а самое главное, тех, кто продает произведения искусства, тех, кто торгует живописью, как легально, так и краденой.

"Были бы это, допустим, работы Фаберже – тогда понятно. А может, за всем этим стоит что-то другое – тщеславие, личные амбиции? Может быть, барон Отто фон Рунге кому-то что-то хочет доказать? В таком случае, интересно, кому и зачем? – Тут же Шелковников сам себя одернул:

– Какого черта я лезу в его баронские дела? Что мне с ним – детей крестить? Моя задача – вывезти картины на Запад и при этом обезопасить себя. Кстати, – мелькнула мысль, – картины обязательно нужно сфотографировать, затем созвониться с бароном. Никаких факсов посылать не стоит. Можно, конечно, связаться через Интернет… Да, пожалуй, это самый надежный способ".

Женщина, лежащая рядом с Шелковниковым, вздрогнула и дернула округлым белым плечом. Шелковников покосился на нее, затем бережно взял край одеяла и накрыл свою любовницу. Она сладко вздохнула и перевернулась на спину. Ее пухлые, ярко-красные даже без помады губы приоткрылись, веки чувственно вздрогнули.

  64