Особенно,... 
121 
– Если плохо – звони. Но вообще можешь сразу его выбросить, потому что со мной плохо никогда не бывает, особенно, если рядом со мной девушка.
Рублев, не смотря на свои габариты и солидный вес, как-то почти незаметно умудрился покинуть машину и, даже не скрипнув дверью, скрылся в подъезде.
Он слышал голоса двух мужчин, громко топающих, несмотря на позднее время, этажом выше. Комбат миновал еще один лестничный пролет и замер, прижавшись спиной к простенку между трубой и электрощитком. В узкое пространство между перилами он видел, как один из мужчин достал из кармана связку ключей и, негромко матерясь, принялся открывать дверь. Еще раньше Борис Иванович насчитал в этой двери три замка – все запертые.
«Тот, что с ключами – Секель», – отметил он про себя и стал уверенно подниматься.
Руки он, чтобы не вызывать лишних подозрений, держал за спиной. Когда комбат оказался на лестничной площадке рядом с Секелем и Тхором, Тхор резко обернулся.
– Добрый вечер, – чинно склонил голову комбат и прошел две ступеньки вверх.
Щелкнул третий замок, дверь приоткрылась. Рублев, резко развернувшись, прыгнул на Секеля и Тхора. Он буквально внес их в квартиру и ногой захлопнул дверь. После чего, не давая опомниться, столкнул их лбами, тут же оба бандита обмякли.
– Вот так-то, – негромко произнес комбат, втаскивая их в гостиную.
Тхор чуть шевельнулся и простонал. Рублев, особо не церемонясь, саданул ему ребром ладони по шее и, распахнув гардероб, стащил с вешалки пару ремней и галстуков. На глазок определив живучесть каждого из бандитов, комбат решил связать первым Тхора, Секель показался ему более тщедушным. Через пару минут и хозяин квартиры, и его приятель уже лежали лицами вниз. Руки и ноги плотно стягивали ремни и галстуки.
Убедившись, что даже если они придут в себя, то им самим не распутаться, комбат зажег свет, подошел к окну и махнул рукой.
Девушка уже успела порядком испугаться;
Как-никак, а минут десять она провела одна, в ожидании сигнала, и еще неизвестно, не припрется ли кто-нибудь следом за этими двумя.
Она взбежала по лестнице. Борис Иванович впустил ее в приоткрытую дверь и тут же захлопнул ее.
– Будут звонить, не отвечай. Никого нет дома.
Обуреваемая любопытством, девушка просунула голову в гостиную и увидела двух бандитов, лежавших рядком на толстом туркменском ковре.
– Ты лучше им свое лицо не показывай, небось, помнят. Не только ты их запомнила, но и они тебя.
Наташа не на шутку перепугалась и тут же, без всяких советов со стороны Бориса Рублева, оказалась на кухне.
Сам же комбат уселся на диване, поставил рядом с собой на кожаную обивку хрустальную пепельницу и с удовольствием закурил. Он ждал, когда кто-нибудь из этих двоих придет в себя. Конечно, можно было окатить их водой, привести в чувство, но лучше всего, когда приходят в сознание постепенно, тогда и страх в душе растет толчками вместе с тем, как возвращается память. Сперва очнешься и не помнишь ни своего имени, ни фамилии, ни того, где находишься. Просто тупо созерцаешь узор на ковре, царапину на дверце шкафа. Проходит всего несколько секунд и блаженство от того, что ты жив, исчезает. Руки, ноги – связаны и хочется кричать. Но не знаешь, кто у тебя за спиной, не знаешь, чье это тяжелое дыхание слышится совсем близко, кто это успел накурить у тебя в квартире. Не целится ли кто в твой коротко стриженный затылок.
Первым пришел в себя Секель. Он долго моргал выпученными глазами, пытался обернуться, пока, наконец, не завалился на бок и не уставился на комбата. Этого человека он видел впервые, но понимал, шутки с таким шутить не стоит, особенно если ты связан и прийти к тебе на помощь некому. Ведь раньше, чем комбата, Секель увидел и своего приятеля. Первое время он даже сомневался, жив ли тот, из разбитого носа текла кровь, запекшаяся блестящей корочкой на ковре.
– Кричать будешь? – наконец спросил комбат, разглядывая мерцающий кончик сигареты, будто бы раздумывал, загасить его на дне пепельницы или на лице Секеля.
Наконец Борис Рублев еще раз жадно затянулся и раздавил огонек сигареты двумя пальцами – большим и указательным – так, словно бы крошил давно остывший уголек.
– Кричать? – переспросил Секель.
– Именно, – подтвердил свой вопрос комбат и тут же добавил, – если будешь, то рот тебе клейкой лентой заклею. Могу и нос ненароком прихватить, а через уши ты дышать не умеешь.
121 
