112 
– Ну что там у вас еще? – спросил он сварливым тоном.
Хряк отвлекал его от любимого зрелища. Минуты перед началом поединков Стручок любил больше, чем сами поединки: наблюдать за публикой, рассаживающейся по местам, за тем, как они нервно прикуривают и глотают скотч, словно воду, ловить блеск предвкушения в их глазах, видеть, как раздуваются от скрытого волнения ноздри женщин и нервно сжимаются и разжимаются ладони мужчин, – это было здорово, это была… ну да, это была власть. Они приходили сюда, к нему, и отдавали свои деньги, и подвергались унизительному обыску, потому что нуждались в том, что мог им дать он, и только он… А Хряк отвлекал.
Хряк покосился на Рябого и мотнул подбородком, приглашая Стручка уединиться в коридоре. Горохов удивленно приподнял брови, и Хряк сложил ладони на горле, словно хотел самоудушиться, показывая, что дело не терпит отлагательств и босс нужен ему до зарезу.
Стручок с недовольным кряхтеньем завозился, выбираясь из глубокого кресла. Рябой снова вскинул голову, явно намереваясь вскочить и освободить проход, который он вовсе не загораживал.
– В зал смотри! – срывая злость, рыкнул на него Горохов. Он подозревал, что знает, в чем дело, и от этого злился еще больше.
Рябой послушно уставился вниз. Стручок вслед за Хряком вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.
В коридоре было пусто и тихо, лишь одиноко жужжала и пощелкивала, беспорядочно подмаргивая, готовая перегореть лампа дневного света.
– Ну? – спросил Горохов, равнодушно глядя мимо Хряка.
"Вот сука, – подумал Хряк. – Прав был Кутузов, царствие ему небесное: этот козел совсем забыл, на каком свете живет. Давно надо было его замочить, тогда и всей этой бодяги не было бы. Ладно, сам заварил, сам пускай и расхлебывает."
– Капитан отказывается выходить на ринг, – тщательно маскируя мстительное злорадство, сказал он.
– Что значит – отказывается? – снова задрал брови Стручок, и Хряку до смерти захотелось влепить по этим бровям чем-нибудь тяжелым. – Кто его спрашивает?
– Он говорит, что, пока ему не дадут поговорить с его бабой, он драться не будет, – бесстрастно отрапортовал Хряк. – Говорит, что ты сам ему обещал.
– Вы что, козлы, – прошипел Стручок, хватая Хряка за лацканы пиджака, – совсем охренели?! Где я ему его бабу возьму?
Хряк пожал плечами, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не высказать своих мыслей по этому поводу.
– Извини, Стручок, – сказал он, – но я занимаюсь бойцами, а все остальное – твои проблемы.
– Мать вашу так и разэдак! – выругался Горохов. – Ничего без меня не можете, говноеды безмозглые, твари…
Сегодня же финал!
– Ага, – согласился Хряк, – финал, это точно.
Стручок длинно выматерился и устремился по коридору к лестнице, ведущей в подвал. Вихрем промчавшись через тренировочные залы, он оттолкнул с дороги охранника и разъяренной фурией ворвался в камеру Французова. Капитан в джинсах и кроссовках валялся на развороченной постели и курил, пуская дым в потолок. В камере царил красноватый полумрак. На лампочке, не то специально приспособленные в качестве абажура, не то заброшенные туда случайно, висели алые боксерские трусы с золотой каймой – униформа, выданная Французову хозяйственным Хряком. Когда тяжелая дверь с грохотом и лязгом распахнулась, впуская разъяренного Стручка, он лишь немного приподнял голову, окинул вошедшего равнодушным взглядом и снова откинулся на подушку.
– Ты что делаешь, капитан? – зловеще-тихим голосом спросил Горохов. – Тебе жить надоело? Характер решил показать?
Французов молчал, сосредоточенно пуская дымовые колечки и наблюдая за тем, как они, догоняя друг Друга, теряют четкость очертаний и беспорядочно клубятся в красном свете занавешенной трусами лампы.
– Ты что, козел, оглох?! – взорвался Стручок. – По пуле соскучился, шкура барабанная?!
– Не ори, – спокойно сказал Французов и неторопливо сел, спустив ноги на бетонный пол. – Набери лучше номер Кутузова. У нас с тобой договор. Ты его нарушаешь. Я посылаю тебя в жопу. По-моему, это вполне логично. Если ты хочешь, чтобы я красиво завершил твой вонючий финал, дай мне поговорить с женой. Насколько я помню, мы договаривались именно так, и до сих пор проблем с этим не возникало. Что случилось теперь?
Учти, если я с ней не поговорю, никакого финального боя не будет.
– Ты забываешься, капитан, – надменно сказал Стручок. – Условия здесь диктую я, и вопросы задаю тоже я. Я плачу деньги, я обо всем забочусь – в общем, я здесь все.
112 
