Особенно,... 
97 
Когда они подошли ближе к светлому пятну, Лина увидела, что это хорошенькая, чуть полноватая молодая женщина с длинными темными волосами, зачесанными наверх. Она сидела на краю дороги, опустив лицо в ладони, и рыдала так горестно, что даже не заметила появления Гадеса и Лины. Лина махнула рукой, призывая Гадеса остаться в стороне, а сама подошла к женщине. Но, еще не успев коснуться ее плеча, Лина заметила, что призрак выглядит необычно плотным. И если бы не бледное свечение, как у всех умерших, Лина могла бы подумать, что это живая женщина, каким-то образом забредшая в Подземный мир.
— Милая, что случилось? — тихо спросила Лина.
Женщина вздрогнула, подняла голову и посмотрела на Лину безумными карими глазами. Узнав богиню, она собралась уже поклониться. Но тут заметила Гадеса и испуганно прижала ладонь к губам. Попытавшись изменить направление поклона, несчастная закончила тем, что принялась просто раскачиваться взад-вперед, не зная, кому из бессмертных отдать предпочтение.
— Я не хотела тревожить богов! — всхлипывала она, заливаясь слезами. Наконец неловко поднялась на ноги и попятилась от Лины. — Прошу, простите меня!
— Эй... — Лина протянула к женщине руку, надеясь успокоить бедняжку. Женщина в страхе остановилась и вытаращилась на руку Лины. Лина подумала, что бедолага похожа на перепуганную мышь. Вздохнув, Лина заговорила так, как говорила обычно со щенками или другим звериным молодняком: — Не уходи. Ты нас не потревожила. Мы с Гадесом просто гуляли и услышали твой плач. Мы озабочены, а не разгневаны.
Женщина вроде бы немного расслабилась.
— Как тебя зовут? — спросил Гадес мягким отеческим тоном, каким он обычно говорил с Эвридикой.
— Алкестида!
— Расскажи нам, почему ты плачешь, Алкестида, — попросила Лина.
Алкестида опустила голову и заговорила, обращаясь к собственным ногам:
— Я так ужасно одинока... Я тоскую по мужу и родным... — Она снова прижала руку к губам, безуспешно пытаясь подавить рыдания.
Лина встревоженно посмотрела на Гадеса. Она видела, что темный бог тоже немало удивлен словами призрачной женщины. Потом Гадес склонил голову набок и как будто к чему-то прислушался: И сразу же его взгляд потемнел, он гневно сжал губы, а потом заговорил с призраком:
— Но твое время еще не пришло, Алкестида, — сказал он, и в его голосе послышался оттенок грусти.
Призрачная женщина еще раз громко всхлипнула.
— Да, не пришло. Но я была вынуждена явиться сюда.
Гадес нахмурился.
— Ты вовсе не должна была. Ты сама так решила. Алкестида подняла наконец заплаканное лицо.
— Разве ты не понимаешь? Он всех просил. И все отказались. Я была вынуждена!
Лина покачала головой.
— Погодите-ка, я-то уж точно ничего не понимаю! О чем вы говорите? Что, произошла какая-то ошибка?
— Алкестида, расскажи Персефоне, почему ты явилась в Подземный мир, — велел Гадес.
Алкестида глубоко вздохнула и вытерла лицо рукавом похоронного савана.
— Я недавно вышла замуж. Моего мужа зовут Адмет. — Лицо умершей просветлело, когда она упомянула имя мужа. — Вчера на рассвете было предсказано, что Адмет умрет до того, как зайдет солнце. Мой муж тут же обратился с вопросом к Аполлону, и бог солнца подтвердил пророчество. Да, оно было правильным. Богини судьбы прекратили прясть нить жизни Адмета, и на закате она должна была оборваться. Но мой муж давно уже был любимцем бога солнца, и Аполлон откликнулся на просьбу моего мужа. Он даровал Адмету новую судьбу. Адмет мог остаться в живых, если бы кто-нибудь согласился умереть вместо него. Сначала Адмет пошел к своим родителям, потому что они старые и больные, но они отказались. Потом он пошел к своим братьям. Но они тоже не захотели умереть вместо него. Он просил своих лучших друзей, обещая, что будет заботиться об их семьях, но получил все тот же ответ. Никто не желал принять смерть за него. В отчаянии он вернулся домой, чтобы дождаться своей судьбы. — Алкестида помолчала. — Я не могла позволить ему умереть.
Гадес стиснул зубы, но когда он заговорил, гнева в его голосе не было.
— И он позволил тебе умереть вместо него.
— Он рыдал и разорвал на себе одежды. Его печаль была велика.
— Но не настолько велика, чтобы остановить тебя, — негромко произнес Гадес.
— Пойми, у меня не было выбора! Я должна была занять его место! — Алкестида снова разрыдалась.
— Так вот почему ты чувствуешь себя такой одинокой, вот почему тебе так больно. Это не твое время. Твоя жизненная нить не оборвана, она продолжает виться. Твоя душа это знает, и ты не в силах обрести мир... — Гадес говорил серьезно, даже торжественно, как будто на него вдруг лег тяжкий груз ответственности.
97 
