52 
Выход в реальность.
Нет больше бессмысленных ночей, нет окаянного завтра.
Спуск в подземный мир.
Он снова закричал, в эту треклятую минуту расследование приняло новый оборот, высветило то, ради чего полицейскому стоит жить.
Спальный мешок пах Лео, и от этого она чувствовала себя еще более одиноко. Ей не нужен его запах, ей нужен он сам. Временами она думала об этом. О том, что никого еще так не любила. Что никого другого не воспринимала так, как его, она доверяла ему, полностью доверяла. Она спрашивала, особенно поначалу, можно ли ей лечь с ним рядом, можно ли обнять его, не хочет ли он обнять ее. Но он всегда раздраженно тряс головой. Однажды, когда она особенно приставала, он ужасно разозлился, как когда отчитывал ее за ключи. Прицыкнул, мол, так нельзя, потом говорил о своем возрасте и о ее, разве ты не понимаешь, так нельзя, таким, как он, нельзя быть с такими, как она.
Дальше в папке лежала пачка документов, в которых ничего интересного не нашлось. Следователи разыскали и допросили немногочисленных близких друзей девочки. Безрезультатно. Говорили с учителями и одноклассниками. Безрезультатно. Конфисковали ее компьютер, проверили чат-страницы, установили ее контакты. Безрезультатно. Кроме того, на начальном этапе расследования ей тридцать два раза звонили на мобильный телефон, номер был либо недоступен, либо не отвечал. Гренс улыбнулся. Они всегда так делают, у людей с мобильниками нервы слабоваты, им постоянно требуются доказательства собственного существования, но в конце концов любопытство пересиливает, и они отвечают на звонок, совершая ошибку, так бывало со многими.
— У тебя есть время?
Он не слышал, как она вошла.
— Ты все еще здесь?
— А что?
— Иди домой.
— Я хочу, чтобы ты кое на что взглянул. Автобус. Я выследила его.
Эверт Гренс покачал головой:
— Не сейчас.
— А когда?
— Я твой начальник, Херманссон. Я тут приказываю. Иди домой.
— Когда?
— Через час. Не раньше.
Гренс проводил ее взглядом, он словно бы гордился ее яростным упрямством.
Еще несколько документов.
Копия заявления для разыскной базы. Копия для объявления общенационального розыска. Еще одна копия — приметы девочки для всех патрульных автомобилей в городе.
Он отложил их в сторону, перелистал оставшиеся бумаги.
Двенадцать газетных вырезок.
Эверт Гренс СМИ не любил и от журналистов держался как можно дальше, но знал, что в расследованиях бывают случаи, когда не остается выбора, когда, например, к некой новости привлечено внимание общественности. Сверху лежали два больших репортажа из бесплатных газет, распространяемых в центре Стокгольма. «Четырнадцатилетняя девочка бесследно пропала» — гласила первая полоса двухполосного новостного издания. Затем несколько коротких заметок из крупных утренних газет: «Девочка объявлена пропавшей». Заметки из общенациональных вечерних выпусков: «Янника, 14 лет, пропала». Шрифт пожирнее, фото покрупнее, текст все тот же, информация, которой Гренс уже располагал.
Он водил пальцем по строчкам, задерживался на фотографиях.
Везде все те же школьные фотографии. Застывшая улыбка в объектив на фоне синего задника. Выглядела она, вероятно, как все. Длинные темные волосы, аккуратно причесанные, ведь она знала, что одноклассники будут рассматривать снимки. Ресницы подкрашены черной тушью. Подростковые прыщи скрыты под толстым слоем пудры. Рот, несмотря на улыбку, кричит о незащищенности.
В вечерних газетах по нескольку фотографий, нечетких, с подписью: «Из семейного архива».
Янника Педерсен у себя в комнате, на кровати, с подругами по обе стороны, нарядные, будто на праздник. Янника Педерсен в толпе публики перед сценой на концерте артистов, о которых Гренс никогда не слыхал. Вот снимок с рождественского вечера, а вот — с Иванова дня. Все счастливы — такие мгновения заставляют человека достать фотокамеру и запечатлеть эту радость.
Он поправил очки.
Ее лицо, он всматривается в него, подносит к глазам.
На каждом фото в ее глазах словно бы сквозит печаль. Легкая дымка между ней и фотографом, которую объектив не может преодолеть.
Мгновения радости.
Минуту Эверт Гренс сидел неподвижно, с помятыми газетными вырезками в руке.
Но тебе никогда не было радостно.
Она расстегнула молнию, выбралась из его спального мешка. Ей было жарко, спина и живот вспотели, она немного поспала, опять видела во сне маму, и папу, и тот день, когда папа уезжал и она помогала носить ящики с фотоальбомами и книгами, ящики были тяжелые, под конец она не могла их поднимать, просто ушла. Она села, опять закурила, опять следила за очагом, который по-прежнему горел хорошо, дров можно не подкладывать по меньшей мере час.
52 
