Особенно,... 
37 
Она повернулась и ушла.
Жестоко ли желать, чтобы не рождалось на свет дитя, живущее на атом свете уже полтора месяца?
Галеран обогнул ширму и вышел в центр зала. Там на стуле, закинув ноги на табурет, сидел его отец с кружкой эля. Галеран сел напротив и махнул слуге, чтобы тот принес еды и питья.
— Поздно ты выходишь к завтраку, — заметил отец.
— Я три дня не спал как следует.
— Вижу. — Лорд Вильям почесал жесткую щетину на подбородке, его глаза жадно впились в Галерана. — Ты исхудал.
— Разве кто-нибудь ожидал, что взять Иерусалим будет легко?
— Но ты несколько месяцев плыл к дому. Что делать на корабле? Только есть.
— Что есть? Солонину к сухари?
— Я слыхал, ты задержался в Константинополе и потом на Сицилии.
— Чужая пища, — парировал Галеран, с удовольствием продолжая словесный поединок. На чужбине ему этого недоставало.
— Брюгге — хороший город, и едят там на славу.
— Я спешил домой.
Молоденькая смазливая служанка принесла эль, хлеб и сыр. Галеран улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, но в ее улыбке сквозила жалость.
— Так расскажи же мне, как идут дела в Англии, — обратился Галеран к отцу.
Тот открыл рот с явным намерением перевести разговор, но потом, как видно, передумал.
— Плохо. Рыжий жаждет денег, ему все мало. Он слишком много тратит на своих странных друзей. Вот теперь по его приказу к нам прибыл Ранульф Фламбар, чтобы выпотрошить наши кошельки.
— Рауль говорил, он стал епископом Дургамским. А страною вместо короля до сих пор тоже правит он?
— Да. — И лорд Вильям раздраженно сплюнул. — Говорю тебе, он здесь у нас как шило в заднице. Я с ним уже схлестнулся раза два. Ведь он подсказал королю — так все думают, — чтобы тот оставил епархии без епископов, и теперь весь доход с церковных земель идет ему в карман. А Фламбар тем временем выжимает последние соки из Нортумбрии, обложив и паству, и пастырей двойными и тройными налогами.
— По крайней мере, его трудно обвинить в пристрастности. — Галеран с хрустом надкусил теплую краюху, и сердце его исполнилось благодарности Всевышнему за простые радости жизни. Он окружен домашним теплом, ароматом свежего хлеба и доброго эля, рядом на полу сидели верные псы. Вильгельм Рыжий и Ранульф Фламбар могут и подождать.
Отец хлопнул его по плечу.
— Дела плохи, сынок, и становятся все хуже. Никто не может укрыться от любимцев короля. До сих пор мы жили и не тужили в своем дальнем углу, но теперь…
Галерану стоило некоторых усилий вернуться к земным вопросам.
— Выступит ли кто-нибудь против Рыжего и Фламбара?
— О том и разговор.
Галеран вздохнул. Недоставало только участвовать в мятеже…
— Разговоры ничего не меняют.
— Возможно, — кивнул лорд Вильям, откидываясь на спинку стула. — Случись с Рыжим беда, и страна опять будет брошена на растерзание этим двум волкам, его братцам, готовым перегрызть друг другу глотку за корону. Боже правый, почему он не смог обзавестись сыновьями?
Галеран молча поднял брови. Все в Англии знали, почему у Рыжего нет ни сыновей, ни даже жены.
— Дело-то нехитрое, — пробурчал себе под нос отец, — прижить пару пискунов.
Галеран мрачно промолчал.
Лорд Вильям понял, что сболтнул лишнего.
— Прости, сын. Но, если на то пошло, — начал он и задумался, как выразиться поделикатнее, — что ты намерен делать?
Разговор о политике закончился.
Галеран развалился на стуле, и Груа положила морду ему на колени. Он погладил ее теплую голову.
— А ты как думаешь — что мне делать?
— Ад и пламя! Ты хочешь оставить ее здесь?
— Да, если она захочет остаться.
— Если она захочет?! — Лорд Вильям поперхнулся от негодования. — Да если ты не выгонишь ее, она должна денно и нощно на коленях благодарить тебя!
Галеран взглянул на отца.
— Ты бы выдержал хоть неделю таких благодарностей?
Отец промолчал. Мать Галерана умерла совсем недавно, а всем было известно, как лорд Вильям любил жену. Мэйбл Бром была надежна, как скала; сердце у нее было горячее, как огонь домашнего очага, — настоящая глава большой, шумной семьи. Сейчас Галерану особенно не хватало ее; будь мать жива, она подсказала бы ему верный путь.
— Все-таки надо прогнать Джеанну, — снова заговорил лорд Вильям. — Мы найдем тебе добрую жену. А если Джеанна уйдет в монастырь, мы могли бы удержать Хейвуд в своих руках…
— Если я расторгну брак, то, полагаю, Джеанна станет женою Лоуика.
37 
