56 
— Посылаем все к черту?
— Нет, зовем переводчика.
Проведя добрых полчаса за ощупыванием земляного прямоугольника, Адамберг и Вейренк не обнаружили ни малейшей трещинки, свидетельствовавшей о наличии ямы. Трубку снова поднял Вандузлер, словно секретарь, фильтрующий звонки.
— Побит, побежден, прижат к стенке? — спросил он.
— Нет, раз я звоню.
— Кто из них тебе нужен на этот раз?
— Тот же.
— Мимо, он на раскопках в Эссоне.
— Так дай мне его номер.
— Когда Матиас на раскопках, его калачом не заманишь.
— Пошел ты!
Старик был прав, и Адамберг понял, что позвонил не вовремя. Матиас не мог двинуться с места, он выкапывал на свет божий очаг мадленского периода вместе с обгоревшими камнями, разного рода черепками, рогами северного оленя и прочими сокровищами, которые он перечислил, чтобы Адамберг прочувствовал всю серьезность ситуации.
— Круг очага не тронут, сохранился как новенький, 12 000 лет до нашей эры. Что ты мне можешь предложить взамен?
— Круг на круг. Короткие травинки образуют большое кольцо внутри длинных травинок, и все это на могильном холмике. Если мы ничего не найдем, наши покойники перейдут к Наркотделу. Тут что-то кроется, Матиас. Твой круг уже раскопан, он может подождать. А мой — нет.
Матиасу дела не было до расследований Адамберга, равно как и комиссар не мог проникнуться палеолитическими заботами Матиаса. Но оба они сходились на мысли, что земля ждать не любит.
— Что тебя привело на эту могилу?
— Тут похоронена молодая женщина, нормандка, как и та, в Монруже, а еще по кладбищу недавно проходила Тень.
— Ты в Нормандии?
— В Оппортюн-ла-От, в Эр.
— Глина и кремень, — заключил Матиас. — Если в подстилающем слое присутствует кремний, трава будет короче и реже. У тебя там камень есть? Стена какая-нибудь с фундаментом?
— Да, — сказал Адамберг, возвращаясь к церквушке.
— Посмотри, что растет у ее основания, и опиши мне.
— Тут трава гуще, чем на могиле, — сказал Адамберг.
— Еще что?
— Чертополох, крапива, подорожник и всякие неведомые мне штучки.
— Хорошо. Иди обратно к могиле. Что растет в короткой траве?
— Маргаритки.
— И все?
— Немножко клевера и два одуванчика.
— Ладно, — помолчав, сказал Матиас. — Ты искал край ямы?
— Да.
— И что?
— А что я тебе звоню, по-твоему?
Матиас взглянул на мадленский очаг.
— Сейчас приеду, — сказал он.
В деревенском кафе, которое одновременно играло роль бакалеи и склада сидра, Адамбергу позволили положить оленьи рога у входа. Все уже знали, что он беарнский легавый из Парижа, возведенный на трон Анжельбером в Аронкуре, но заслуженные им трофеи открывали ему двери шире, чем любая рекомендация. Хозяин кафе, сродник Освальда, обслужил полицейских в мгновение ока — по месту и почет.
— Матиас через три часа сядет в поезд на вокзале Сен-Лазар, — сказал Адамберг. — В 14.34 будет в Эвре.
— Нам до его приезда надо получить разрешение на эксгумацию, — сказал Вейренк. — Но мы не можем его просить без санкции окружного комиссара. А Брезийон забирает у вас дело. Не любит он вас, да?
— Брезийон никого не любит, он любит орать. Вот с типами вроде Мортье у него чудесные отношения.
— Без его согласия разрешения нам не дадут. Так что Матиасу незачем приезжать.
— Мы хотя бы узнаем, открывали ли могилу.
— Но через несколько часов мы уже ничего не сможем сделать, разве что тайком. А тайком мы не можем, потому что за нами следит уголовный розыск Эвре. Стоит нам копнуть, они будут тут как тут.
— Верное замечание, Вейренк.
Лейтенант уронил в кофе кусочек сахара и широко улыбнулся, вздернув губу к правой щеке.
— Можно кое-что попробовать. Гадость одну сделать.
— А именно?
— Пригрозить Брезийону, что если он не снимет осаду, я расскажу о подвигах его сынка четырнадцатилетней давности. Я один знаю правду.
— Гадость какая.
— Да.
— И как вы себе это представляете?
— Мы же не будем приводить угрозу в исполнение. Я сохранил замечательные отношения с Ги, это его сын, и я совершенно не собираюсь вредить ему, вытащив один раз из дерьма. Он тогда еще был совсем мальчишкой.
— Можно попытаться, — сказал Адамберг, подперев щеку рукой. — Брезийон сломается сразу. Как у большинства крутых парней, у него весь пар уходит только в свист. Принцип грецкого ореха. Надави — и он треснет. Попробуй вот мед сломай.
56 
