— Вы сегодня удивительно красивы, каррида мейа, — сказал Эдоард, подводя Элейну к стулу. А потом все испортил, повернувшись к Беатрис, чтобы увести ее от Рохарио. — И вы тоже, Беатрис. Если вы сядете по обе стороны от меня, я буду самым счастливым мужчиной в мире. Я просмотрел ваши эскизы. Надеюсь, вы не рассердитесь на меня за то, что я не спросил у вас разрешения…
Чужие руки касались ее альбома, он даже не спросил разрешения! Элейна выдавила из себя улыбку.
— .но мне не терпелось посмотреть на моих милашек Впрочем, я заметил, что вы и брата там изобразили. Мне ужасно обидно — ведь меня-то вы еще ни разу не нарисовали…
Элейна не осмеливалась поднять на Рохарио глаза.
— Я просто разогревала руки, дон Эдоард.
— Нарисуете меня сегодня?
Элейна покраснела, прекрасно понимая, что нравится Эдоарду. К тому же он вложил и другое значение в свои слова.
— Цветы из вашего сада так красиво смотрятся в этих вазах, вы со мной согласны, дон Эдоард? — внезапно спросила Беатрис. — У вас исключительное чувство цвета, вы подобрали их просто замечательно.
Эдоард повернулся к ней и немного рассеянно ответил:
— Я только следовал вашим указаниям, так как почти ничего не знаю о цветах.
— Ошибаетесь, вы знаете гораздо больше, чем вам кажется, дон Эдоард. Наша бабушка Лейла занималась запахами, и она много рассказывала мне про цветы, ароматы и травы. Вот красные хризантемы — это Любовь. Жимолость означает Привязанность, а лилии — Мир. Ваш повар добавил в цыпленка немного душицы.
— Вы исключительно умная женщина, подмечаете такие удивительные детали. А у душицы тоже есть определенное значение? Беатрис мило улыбнулась и чуть покраснела.
— Смущение, дон Эдоард.
— Я и не думал, что цветы и травы могут так много сказать.
— Если знаешь, где смотреть, можно увидеть многое из того, что скрыто от невнимательного глаза.
От того, как Беатрис произнесла эти слова, Элейне почему-то стало не по себе. Она бросила взгляд на Рохарио, но он сидел мрачный, держа в одной руке вилку и уставясь в свою тарелку на кусок пирога. Мара наблюдала за своими подопечными с довольным видом.
— И что бы это значило? — Эдоард наклонился к Беатрис, глаза его сияли. — Ваши слова прозвучали так загадочно. Мара насторожилась.
— Пожалуй, нам пора в гостиную. — Она поднялась и тут же увела за собой Элейну и Беатрис.
Слуга проводил их в гостиную, где Элейна обнаружила на маленьком столике свой альбом и карандаши. Мара устроилась на диване и занялась вышиванием, а Элейна отвела Беатрис в сторону.
— Что означали твои последние слова, сказанные дону Эдоарду?
— Если то, что говорила бабушка, правда, — без тени раскаяния заявила Беатрис, — то он рано или поздно узнает о секретах иллюстраторов.
— Но…
— Но? Он же явно ничего не понимает и даже не подозревает. По лицу видно.
— Я не уверена, что ему хватит сообразительности…
— Элейна, он рассуждает достаточно разумно о садоводстве и управлении имениями.
— Вы именно это обсуждали весь день? Открылась дверь, и вошел Эдоард.
— Прошу прощения, — сказал он весело. — У брата разболелась голова, и он ушел отдыхать.
— Я тоже чувствую себя неважно, — поднимаясь, объявила Мара. — Беатрис, ты не проводишь меня в мою комнату? Поможешь мне подняться по лестнице.
Беатрис чуть прикоснулась к руке Элейны, и ей стало немного легче. Все так ясно, прозрачно, но… Нет ни единого повода откладывать неизбежное.
Они ушли. Элейна встала, положив руку на этюдник, и смущенно улыбнулась Эдоарду.
— Садитесь, милая. — Он начал расхаживать по комнате, и неожиданно Элейне показалось, что он тоже нервничает"
— Я вас нарисую, — предложила она.
Эдоард с улыбкой опустился на простой дубовый стул. На этом фоне особенно ярко выделялся вечерний, расшитый золотом костюм наследника. Бледные, словно акварельные, обои выгодно оттеняли его каштановые волосы и темные глаза. Вот только он не мог сидеть спокойно ни минуты, совсем как ребенок или его обожаемые гончие. Но ведь пока он находился там, он не мог быть тут, рядом с ней. И как только она на это согласилась? Элейна представила, что будет дальше: разговор, стаканчик мадеры, его близость, а потом постель. Она сгорала от смущения. Ему тоже было не по себе.
— Я вспомнил о семейном портрете, написанном много лет назад, еще до лихорадки, ведь тогда наша бедная матушка еще была жива, и малышка Мечеллита, и Алессио, и мой несчастный брат Бенетто, который ужасно пострадал от лихорадки. С тех пор у него плохо с головой, он так и не оправился. Конечно, бабушка Мечелла ни в какую не согласилась бы, чтоб ее сыновья взяли себе в любовницы женщину из семьи Грихальва. Мне не следовало говорить об этом при вашей сестре, она еще так молода и невинна…