По правую руку Середин увидел распахнутые ворота, обширный двор, на котором толпилось множество людей, фыркали верблюды, ругались о чем-то купцы в халатах и с платками на головах. Такое могло быть только в одном месте, и Середин повернул туда.
— Что желает господин? — подбежал мальчишка лет десяти, босой, но в пышных синих шароварах, в просторной, явно великоватой рубахе. Без серьги — наверное, хозяйский сынишка.
— Прими, — спешившись, кинул ему поводья ведун. — Хозяина ко мне позови. Сумки в мою комнату отнесешь.
— Да, господин.
Служка побежал к конюшне, ведя в поводу пару: Олег, как всегда, предпочитал скакать о двуконь.
Ведун дошел до колодца, откуда невольник черпал воду в длинную, выложенную камнем канаву, из которой жадно пили десяток овец, подставил ладони, омыл лицо. Потом вытянул под струю конец чалмы. Раб его словно не заметил: черпал и черпал, как заведенный механизм.
Над городом зазвенел пронзительный голос муэдзина. Олег резко развернулся, хлопнул в ладоши:
— Малец! Мой коврик.
Служка поднял голову, увидел сверток перед седлом, со всех ног помчался к гостю, передал. В это время в караван-сарае уже почти все успели опуститься на колени, поэтому Середин встал точно так же, лицом к Мекке. Прекрасной Маре это всё равно, а отличаться от мусульман ему совсем ни к чему. Проговорив обычные восхваления Ледяной богине, ведун скатал коврик, перекинул через плечо. Ступил под высокий голубой купол, что укрывал здание постоялого двора.
— Приветствую вас, господин, — склонившийся хозяин караван-сарая едва не задел гостя своей феской.
— Можешь звать меня эмиром Урганом, — снисходительно позволил Олег. — Продай моих коней вместе с упряжью, мне они больше не нужны. Где моя комната?
— Позвольте проводить, досточтимый эмир… — Хозяин быстрым шагом пошел вдоль стены, что ограничивала обширный зал под куполом. Загибая пальцы, остановился перед седьмой дверью, толкнул: — Прошу, господин. Мы готовили ее для вас.
Небольшая комнатка — метров десяти, без всякой мебели — была щедро выстелена коврами и усыпана добрым десятком подушек самого разного размера. В противоположной стене небольшое оконце выходило прямо в густую листву.
— Это акация, господин, — прошептал хозяин. — Через нее никто не пролезет. Прикажете смочить войлок?
— Нет, — скинул с плеча коврик Середин. — Хочу поесть после дороги.
— Плов, вареная курица, оленина жареная, баранья нога, запеченная в глине, рис, китайская лапша, каша пшеничная с урюком и курагой, лебедь…
— Мясо в дороге надоело! — вскинув руку, остановил хозяина Олег.
— С утра рыбу маринадом залили, — тотчас нашелся тот. — Коли прикажете, велю готовить кебаб.
— Прикажу… — Середин расстегнул заколку плаща и небрежно бросил его поверх коврика. — Арбуз порежьте, я сейчас выйду.
Хозяин с поклоном вышел, а вместо него протиснулся служка, неся на плече чересседельную сумку.
— Не пыхти, не тяжелая, — посоветовал ему Олег и подбросил в воздух фельс. Мальчишка, опустив сумки, влет сцапал монетку, поклонился:
— Благодарю, господин.
— Скажи, коли ведаешь, из каких мест к вашим пристаням торговые корабли приходят?
— Отовсюду, господин.
— Что, и из Царьграда? — подначил его ведун.
— А как же, — кивнул тот. — Но редко. Русские золото за волок требуют. Не хотят чужих через свои земли пускать, сами токмо плавают.
Олег рассмеялся своей наивности: он совсем забыл, что на месте будущего Волго-Донского канала во все времена существовал оживленный волок.
— А от нурманов плавают?
— Не, — мотнул головой мальчишка и задумчиво добавил: — Видать, торговать нечем.
— Ишь ты, — пригладил бородку Середин. — Русские тоже не плавают?
— Русских много, — не согласился служка. — Они все товары по Итилю и доставляют.
— А венецианцы?
— Приплывали, — неожиданно сообщил мальчик. — Но давно. Я маленький тогда был.
Ведун рассмеялся снова и кинул ему еще монету:
— Держи, старичок, Ступай, за лошадьми моими присмотри. Они отдых честно заслужили.
Он снял чалму, вместо нее водрузил на голову черную тюбетейку с золотым шитьем, потянул на себя дверь и вышел в общий зал, что служил по совместительству и трапезной. Там с удовольствием вытянулся во весь рост на положенном ему достархане с пушистым — ворс в ладонь высотой, — персидским ковром, подпихнул одну из валяющихся подушек себе под бок, а вторую под голову.