Особенно,... 
86 
Под вешалкой на полке Олег увидел собачку Снежаны. У него больно сжалось сердце. Он взял собачку и спросил у Любы:
– Ты не станешь возражать, если я заберу это?
– Зачем?
– Это игрушка Снежаны.
– Ну… – неопределенно протянула Люба.
– Люба, я тебе предлагаю сделку: мне остается эта собачка, все наши фотографии и видеокассеты, где мы снимались, а тебе аппаратура.
– Ну, вообще-то это всё здесь стоит.
– Это ещё ничего не значит, – Олег открыл сумку и посмотрел на содержимое. Кое-чего не хватало. – Если тебе этого мало, то в стенке на антресолях лежат две моих шапки – соболья и норковая, оставь их себе и Сереге.
– Да? – удивилась Люба. – А я туда как-то не заглядывала.
– Такой расклад тебя устроит?
– Устроит! – Люба просияла улыбкой.
– Тогда неси фотографии и кассеты, и я забираю собачку.
– Олег, я в машине буду, – Макс взял сумку с книгами, пакет с обувью и вышел из квартиры. У него на лице было нескрываемое отвращение.
Люба вернулась в комнату, подставила стул и открыла антресоль. Там действительно лежали шапки Олега и шапочки и шляпки Марины. Люба осталась довольна. Через несколько минут она вернулась с двумя альбомами фотографий и видеокассетами.
– Честно сказать, я собиралась всё это выбросить, – призналась она с улыбкой, пока Олег засовывал кассеты и альбомы в сумку.
– Возьми ключики, – он протянул Любе ключи.
– У тебя только один комплект?
– Да, можешь не беспокоиться. Всё, прощай, – Олег перебросил плащ через руку и поднял сумку.
– А сумку когда можно будет забрать?
– Если тебя не затруднит, приедь завтра ко мне на работу и забери, – Олега начало мутить от её общества.
Он вышел из квартиры. Когда Олег был уже на лестнице, Люба окликнула его:
– Олег, совсем забыла!
– Что? – он остановился и обернулся.
– Ты на сорок дней приходи. Маму уже, наверное, выпишут.
Оставив её без ответа, Олег быстро пошел вниз. Макс ждал его возле машины. Он бросил сумку в багажник. Максим сел за руль. Почти всю дорогу они молчали. Олег держал собачку и ему казалось, что если обернуться, то на заднем сидении он увидит Марину и Снежану.
– Олег, ты в порядке? – спросил Макс.
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– После этих торгов… – он покачал головой. – Ну и стерва!
– Да Бог ей судья, – Олег тяжело вздохнул. – Самое обидное, что она всё это собиралась выбросить. Макс, сделай мне одолжение. Вы сегодня домой поедете с Оксанкой?
– Да.
– Я вещи вытащу, завези ей сумку, чтобы нам больше не видеться.
– Хорошо, – кивнул он.
Дома Олег разложил в шкафу свои вещи, расставил книги на полки. Часов в девять Макс и Оксана собрались уезжать. Как и договорились, Макс взял сумку. Примерно через полчаса раздался телефонный звонок. В это время Олег сидел и пересматривал фотографии. Оторвавшись от своего занятия, он вышел из комнаты и взял трубку. Звонила Люба. Она очень бурно начала его благодарить за сумку и от Сережиного имени за шапки и всё остальное.
– Извини, Люба, – прервал Олег поток её излияний. – У меня голова болит, я спать хочу.
Не прощаясь, он повесил трубку. Реакция Любы его нисколько не интересовала. Олег вернулся в свою комнату, сел на диван, обнял собачку Снежаны и прижался к ней лицом. Ему вспомнилось, как он впервые увидел свою маленькую белокурую фею. «Можно я возьму свою собачку?…» Олег будто слышал её голосок. Потом вспомнилось всё, что было у него с Мариной, вспомнилось молниеносно, но всё до мельчайших подробностей. В который раз пришла мысль, что лучше бы умер он, чем они. Их больше не было. Осталась пачка фотографий, кассеты да вот эта собачка. «Бобик, идем к мамочке…» Олегу было больно. Очень больно. Он готов был кричать от пронзившей его боли. Крик, как и в аэропорту, застрял в горле. Глаза застелило марево слез. Олег прижался ещё крепче к собачке и беззвучно разрыдался. Он плакал от боли, плакал за Мариной и Снежаной, плакал от одиночества, плакал от чувства потери, плакал впервые, после их смерти. Понемногу он успокоился, но ещё долго сидел, прижимая к себе такого же несчастного и одинокого Бобика…
Глава 23
Прошло три месяца. Приближался Новый год. За это время у Олега почти ничего не изменилось, разве что, он научился натянуто улыбаться, чтобы не огорчать родителей и Оксану, да ещё, временами, изображал живой интерес к происходящему. Но стоило ему вернуться в свою комнату и остаться одному… Здесь ему не нужно было улыбаться и принимать участие в разговоре. Олег мог часами пересматривать фотографии или сидеть и смотреть на Бобика. Он больше не плакал. Просто ему всё так же было больно. Как-то раз, когда он так сидел, в комнату вошел Артём.
86 
