Нина назвала номер кабинета Абдуллы, очевидно, надеясь, что я сама найду дорогу. Но я попросила ее представить меня доктору.
– Хочу, чтобы в клинике меня воспринимали серьезно, – жалобно проблеяла я.
Милая девушка безропотно отложила книгу и отправилась вместе со мной на второй этаж.
– Здесь у нас поликлиническое отделение, а на третьем этаже стационар, – объяснила она по дороге.
У Абдуллаева как раз закончился прием, и он пустил нас в кабинет.
Это был молодой мужчина с крупными чертами лица. Верхняя часть его врачебной униформы была надета на голое тело, и в вырезе проглядывала мохнатая, как ковер, грудь. Могучие руки тоже были густо покрыты шерстью.
Нина представила нас друг другу и удалилась. Как только за секретаршей закрылась дверь, я воскликнула:
– Так вы и есть тот самый знаменитый Абдулла Абдуллаев? Я так много о вас слышала! И давно мечтала с вами познакомиться!
– Вы ничего не путаете? – удивился врач. У него был дефект речи, он немного пришепетывал.
Я старательно хлопала глазами:
– Как я могу напутать?! Вы же самый известный в Москве пластический хирург!
Абдулла засмущался:
– Ну уж и самый...
– Да-да, не спорьте! Вы в Москве всего три года, а все женщины столицы мечтают попасть именно к вам. Вы знаете, что вас называют волшебником? Я прямо так и слышала: «Этот нос мне сделал волшебник Абдулла!» Представляете?
Мужчина улыбался, как разомлевший на солнце кот, и был готов слушать меня бесконечно.
– У меня есть знакомая, которую вы буквально преобразили. Природа, к сожалению, на ней отдохнула, и если бы не вы... Светлана Рзаева, помните такую?
– Конечно, помню. И как Светочка поживает?
«Светочка» он произнес как «Шветушка».
– Замечательно! Каждое утро смотрит на себя в зеркало и молится на вас!
Абдулла выпятил грудь:
– Это была трудная работа, но результат того стоил!
– Хотя, конечно, операции влетели в копеечку, – понизив голос, доверительно зашептала я. – Светка тогда еле наскребла денег. Она ведь вам рассказывала?..
Я выжидающе уставилась на доктора, однако он не поддержал тему.
– Насчет денег – это в бухгалтерию, а я отвечаю за красоту, – гордо заявил Абдулла.
Я вздохнула. Нет, с ним кашу не сваришь. Мне нужна женщина. Вот с ней бы я все-все обсудила: где, сколько и за какие такие заслуги.
Тут меня осенило. Такие сложные операции, как у Рзаевой, занимают не один день. По идее пациентке необходимо до операции провести сутки в стационаре, чтобы сдать анализы. Потом еще несколько дней, а то и неделю после операции оставаться под наблюдением врача. Палаты здесь наверняка не одноместные, это слишком дорого. Значит, у Рзаевой были какие-то соседки. Заняться в больнице обычно нечем, скука смертная. Дамы должны были чесать языками, вспомнить всю свою жизнь, а также перебрать всех родственников и знакомых. Если мне повезет, если Света по природе болтлива, если у ее соседки хорошая память... Что-то слишком много этих самых «если». Но – увы! – это единственная моя ниточка.
Я нацепила на физиономию загадочное выражение.
– Ой, а я знаю про вас секрет! Мне Света рассказала.
– Какой секрет? – насторожился Абдуллаев.
Глупо хихикая, я продолжила:
– Со Светой в палате лежала одна дама, так вот она в вас влюбилась! Просто без памяти! И очень жалела, что не может вам открыто признаться, все-таки это неэтично, ведь вы ее врач. Но, говорит, если Абдулла сделает первый шаг, я для него ничего не пожалею: ни квартиру московскую, ни тело молодое.
Грубо, Люся, очень грубо работаешь. Нельзя же так, в самом деле. Сейчас тебе дадут коленом под зад и будут абсолютно правы. Позор дилетантам-искусителям!
Однако мужчина клюнул. И, надо отдать ему должное, глаза у него загорелись не на слове «квартира», а на «тело».
– А как ее зовут, эту даму? – поинтересовался Абдулла, преувеличенно внимательно разглядывая календарь на стене.
Я развела руками:
– Фамилия вылетела из головы. Но вы же сами должны помнить, кто лежал со Рзаевой в одной палате!
Мужчина задумчиво почесал затылок, где у него, кстати, уже намечалась лысина.
– Нычкина? Югай? Кирьянова? Элеонора Белкина?
При последнем имени он прямо весь затрясся. Я поняла, что эта Элеонора произвела на него неизгладимое впечатление.