– О, простите! – Элса рассмеялась уже открыто. – Вы… Вы совсем другой, чем я ожидала.
Вот еще новость. Конечно, другой. Мои ожидания, к примеру, вообще никогда не сбываются, и что? Это повод для веселья? А мне кажется, наоборот.
– И что во мне не так?
– Разве я сказала, что это плохо? Прежний Смотритель, да будет Боженка снисходительна к изъянам его души, никогда не торопился оглашать свое решение, пока не выслушает все заинтересованные стороны. Да и потом приходилось подолгу ждать хоть какого-то исхода спора… А вы еще до начала разбирательства готовы призвать к ответу любого.
– Потому что кому-то все равно придется отвечать.
– Хорошо, что вы это понимаете. Плохо, что не понимаете до конца: в ответе за все всегда будете и вы тоже.
Прозвучало как угроза, правда, такая добрая и ласковая, что аж скулы сводило от благодати, разливающейся вокруг. Пожалуй, вчера я погорячился, восхищаясь красотой лекарки. Да, эти нежные черты прекрасны, но их обладательница вовсе не невинная овечка. Она умеет или когда-то умела командовать людьми, и вовсе не по-лекарски.
– Итак, чем вы не угодили искательнице правосудия?
Вместо ответа Элса поманила меня за собой, направляясь по каменной тропинке к одной из дальних пристроек, и выглядел сей жест теперь уже неприкрытым приглашением в ловушку. Можно было отказаться. Можно было отписать эрте Роханне, что она сама в чем-то ошиблась. Можно было… Но мне требовалось узнать и понять. И я чувствовал, что вполне готов рискнуть. Готов заплатить за воплощение своих намерений.
Пристройка, снаружи ничем вроде бы не отличавшаяся от остальных своих соседок, внутри оказалась залита светом десятков ламп. Чем были пропитаны толстые крученые фитили, оставалось только догадываться, но масло не коптило, не пахло горелым и давало яркий белый свет, похожий на дневной, позволявший во всех подробностях рассмотреть просторную грядку, приподнятую над каменным полом. Мое знание растений ограничивалось теми крохотными цветниками, что разбивала в саду матушка, но даже мне было ясно: нечто, колосящееся посреди пристройки, имеет мало сходства с обычной травой.
Листья размером не меньше сложенных вместе моих ладоней, похожие на кружево. Причем да, именно дырявые, с четко очерченными краями отверстий, как будто кто-то взял тонкий нож и кропотливо изрезал каждое глянцево блестящее полотнище. А еще ажурный узор смутно напоминал буквы, только сложить их в слова никак не удавалось.
Листья с бахромой, состоящей из словно нанизанных на невидимую нить капелек, мутных, прозрачных, алых, синих, золотых, сверкающих не хуже драгоценных камней.
Листья густо-красного цвета, похожие на куски мяса. Аппетитные в какой-то мере.
Листья узкие, как лезвие стилета, и такие же твердые, словно выкованы из стали, а не выросли из семян. Хорошо еще, что не острые, иначе я бы порезался, проходя мимо одного из кустов, особенно пышно разросшегося.
Листья молочно-белые, похожие на кисель, каким-то чудом удерживающий заданную форму, надо сказать, весьма замысловатую.
И аромат, витающий над всем этим. Аромат, не имеющий ничего общего со всеми знакомыми мне запахами. Тяжелый. Приторный. Чужой.
– Что именно я должен увидеть?
Элса положила ладонь на деревянный бортик грядки, будто нуждалась в опоре.
– Это особые растения.
– Догадываюсь.
– Они обладают особыми свойствами.
– Какими?
Я приготовился услышать перечисление возможностей вроде тех, которыми славились зелья Гирма, но все оказалось намного проще. И сложнее.
– Заживляют раны, оставленные временем. Ненадолго, разумеется.
– Не понимаю.
Женщина усмехнулась и продолжила свой рассказ тоном наставника, увещевающего непослушных и несмышленых учеников:
– Эрте Роханна, как и многие другие мои покупательницы, немолодая женщина. Очень немолодая. Ее тело, как ему и следует по законам божьим, стареет. Снадобья, которые я делаю, помогают ненадолго вернуть коже упругость, глазам блеск, членам подвижность. Они не лечат. Не могут, скажем, повернуть время вспять. Но могут создать видимость молодости.
– Значит, той женщине они…
– Перестали помогать. Либо ей захотелось большего.
– И вы способны дать ей это большее?
Элса посмотрела мне в глаза:
– Раньше я бы ответила: могу, но не хочу. Но теперь…
– Теперь?
– Уже не могу. И это самая лучшая новость, которую я только могла получить.
А ведь она на самом деле рада. Я бы даже сказал, счастлива.