Сиенн зажгла фитиль масляной лампы и довольно улыбнулась, рассмотрев мертвое тело на кровати. Одной из недокровок, нарочно выращенных Цепью одушевления, на свете стало меньше, и уже одно только это не могло не радовать.
– Что дальше? – спросил наемник.
– Забираем Сосуд и уходим.
О месте и времени будущей встречи со Смотрителем девушка пока не задумывалась. В конце концов, она всегда сможет отправить ему послание о том, что нашла себе другое пристанище, утомленная скудностью дарственного.
Грев повернулся к сидящей у стены на корточках девушке, чье тело, как ежовыми иглами, ощетинивалось костями.
– Она сама-то идти сможет? Или нести надо?
– А ты проверь, коли не боишься, – язвительно предложили снизу.
Наемник и вправду мало чего боялся на этом свете. Но он, как и ошеломленная Сиенн, впервые в жизни слышал, чтобы Сосуд разговаривал.
А безволосая голова, прежде лбом уткнутая в колени, приподнялась, и на заговорщиков взглянули не пустые и темные, а горящие алым светом глаза.
– Я давно вас жду. Уже и соскучился.
И сейчас…
Натти правил лошадью иначе, чем в грентскую поездку, по ухабам коляску не тряс, и, если бы я вознамерился везти самый хрупкий хрусталь, не переложенный ни одной горстью стружек, все доехало бы до места назначения в целости и сохранности. Впрочем, спящая беспробудным сном Ньяна была не меньшей ценностью, чем безделушки, услаждающие взор богачей. По крайней мере, для меня.
– Можно спросить?
– Можно, – разрешил я, в очередной раз поудобнее перекладывая исхудавшее тело в своих объятиях.
Рыжий закрепил поводья на козлах и повернулся ко мне лицом.
– Зачем ты это сделал?
– Что именно?
Он указал на девушку.
– Ах, это… А зачем тебе мой ответ?
– Затем, – сурово сказал Натти. – Она ведь не кукла тебе, не игрушка.
– Знаю.
Вот поэтому и настоял на своем. Неохота мне в куклы играть. Вырос я из того благословенного возраста, когда приятно чувствовать себя единовластным повелителем хотя бы одной, пусть даже и неживой души.
– Она для дела предназначена была.
Да уж. Для дела грязного и кровопролитного.
– Она свое отслужила.
– Отслужила? Так теперь, значит, можно выкинуть?
– Отпустить. На свободу. Позволить жить так, как ей самой того захочется.
Натти с явным раздражением мотнул головой:
– А о себе ты подумал?
В первую очередь. Я же не совсем дурак, чтобы думать сначала о чужой, а потом о своей выгоде. Но из уст помощника все эти вопросы звучали как-то странновато. Казалось бы, он должен быть рад, что его товарищ по несчастью получил отставку от докучливой службы, а все выглядит ровно наоборот.
– При чем тут я?
Рыжий выдохнул что-то вроде беззвучного ругательства:
– Она тебя защищала.
– Угу. А потом будет другой защитник.
– Вот! Потом! Когда оно наступит, это «потом»?
Я вспомнил скороговорку коротышки и въедливые расспросы Кифа.
– Месяц. Два. Может, к осени.
– И все это время ты будешь один.
Да. Верно. И буду молиться Божу, чтобы тот в милости своей посылал мне таких противников, с которыми я смогу справиться самостоятельно. А демоны и одержимые ими – не моя забота. На то другие охотники есть.
– Тебе-то что?
– А ничего. – Он будто обиделся, отвернулся и какое-то время смотрел на дорогу, медленно ползущую под копыта лошади, но потом не выдержал и продолжил разговор: – Я ведь тоже здесь живу. Хочу и дальше жить спокойно.
– А я при чем? Мешаю твоему спокойствию?
Натти перевел взгляд на полог коляски и глубокомысленно заметил:
– Смотрители всегда разные.
– Ну да. Они же люди.
– Один лучше, другой хуже.
Интересно, к какой половине меня отнесут после моей смерти. Сейчас, по всей видимости и по мнению помощника, я, похоже, нахожусь во второй.
– Но ведь их назначают не просто так? Не тянут жребий из мешка?
– Так-то оно так… – протянул рыжий. – Да не совсем.
– Что ж, открой мне сию великую тайну!
– Смеяться потом будешь. Если захочешь, – буркнул рыжий. – А тайны никакой нет, только подумать всем лень.
– Знаешь, мне тоже лень думать. Особенно сейчас.
– Оно и видно. Но раз уж дорога долгая, расскажу чуток.
Я изобразил проникновенного слушателя, чем вызвал на лице Натти новую недовольную гримасу, но рассказа все-таки не избежал.
– В каждой сотне человек легко найти пяток таких, которые могут исправно делать одно и то же дело. Но человек не ярмарочная кукла, его за ниточки не потянешь, потому как порвать можно. Вот и получается, что на смотрительском месте есть, к примеру, эрте Ловиг, умелый, много знающий, только староватый. И есть ты.