Неужели Звенья, пользовавшиеся моими услугами, ощущали нечто схожее? Неужели они ежечасно подавляли в себе желание оглянуться и убедиться, что их тылы надежно прикрыты? Сейчас понимаю: так наверняка и было. Недаром Атьен Ирриги вечно словно проверял меня, вставляя в невинные беседы слова и фразы, требующие строго заданного ответа. Или молчания, но опять же полагающегося, а не зависящего от моего настроения или мнения. Обронит вопрос, посмотрит мне в глаза, дождется желаемого кивка или его отсутствия и успокоится. До следующей тревожной минуты. И так день за днем, седмица за седмицей, год за годом…
Недолго и с ума сойти, если вечно подозревать свою броню в уязвимости. Вот поэтому я быстро понял, что должен избавиться от насильно всученных мне доспехов. С Натти еще разберусь по-свойски, благо там дело не срочное, а Ньяна тревожит все сильнее и сильнее. Да, тогда, на лесной поляне, она справилась с противником, и справилась блестяще, но все же помедлила, а потерянный миг мог обернуться утратой многих жизней. И моей в том числе. Нет, умирать мне не страшно. Чего я перестал бояться после Чумной весны, так это смерти. Но умереть из-за чужой невнимательности и сомнений… Нет уж, увольте. Лучше самому вонзить себе в грудь кинжал, чем дожидаться удара в спину.
Ты хорошая, пышечка. Правда хорошая. А еще в тебя вложено что-то непонятное, зато превосходящее мои возможности даже в годы сопроводительской службы. Но ты существуешь отдельно от своих сил, и это меня пугает. Очень сильно. Не знаю, как все обстояло раньше, во времена эрте Ловига, однако я ясно чувствую в тебе трещину, пролегшую между долгом и человеком.
Чувствую, потому что ее голос эхом отдается во мне. В такой же точно трещине.
– Вы… Вам не нужно этого делать.
– Почему?
Ньяна отвела взгляд, но попробовала предложить подходящую ей самой причину:
– Так ведь время еще не подошло.
– А мне думается, пора.
Она нахмурила густые брови:
– Хотите от меня избавиться?
Да. И не поверишь, насколько сильно, если скажу.
– Я что-то сделала не так?
Это было бы самым простым ответом, но беда в том, что я не знаю, как ты вообще должна действовать.
– Я не справилась со своей службой? – На глядящих куда-то вдаль глазах выступили слезы. – Я…
После такого поворота беседы не остается ничего другого, кроме как начать врать. А что, сама виновата: не нужно загонять собеседника в угол, да еще такой неуютный.
– Все было хорошо.
– Вот вы это сказали, а сами себе не верите!
Теперь Ньяна и вовсе отвернулась. На мое счастье, улицы Литто оказались в полдневный час куда как менее наполнены народом, чем грентские, иначе к концу дня сплетни о мужчине, доведшем девушку до слез, пересказывали бы друг другу все местные кумушки.
Получила чего добивалась, пышечка? Так зачем слезы? Хотя они как раз пришлись к месту. Теперь я еще больше уверился в том, что принял верное решение. Ты не годишься для войны. Ну и слава Божу!
– Пока ты все еще обязана следовать за мной, куда бы я ни пошел. Верно?
Она еле уловимо кивнула.
– Так следуй. И жди нового распоряжения. А вопросы о вере, если тебя они так волнуют, задавай прибоженным, но не мне.
И я отправился вверх по улице, ведущей от гостевого дома, где мы оставили коляску, к Наблюдательному. Шел не оборачиваясь, хотя на каждом шаге подмывало посмотреть, что делает Ньяна: стоит ли на месте, лелея свою обиду, или послушно исполняет приказ.
Впрочем, если на улице звуки передвижения скрадывал обычный городской шум, то, ступив под своды здания, на которое любое столичное Звено посмотрело бы с нескрываемым презрением, я уже знал, что защитница раздумывала недолго: тишина коридора не могла спрятать взволнованные вдохи и выдохи. Впрочем, когда мы добрались до комнат, отведенных Цепи одушевления, вокруг оживленнее не стало. Вымерли тут все, что ли? Или я слишком привык к веентскому изобилию служек всех мастей на каждом пятачке пространства? А ведь если бы не знал, куда идти, и спросить было бы не у кого.
Две из пяти дверей оказались закрыты на замок, третья поддалась с неохотным скрипом, но в комнате, скрывающейся за ней, по-прежнему не нашлось ни одной живой души, поэтому четвертую дверь я пнул так, что створка ударилась о стену, издав пронзительный треск. Который, однако, не смог вселить ни капельки ужаса или почтения в предзвенника, скучающего за длинным узким столом.
– Чего вам? – вопросил прыщавый юноша, возрастом немного уступающий Кифу Леферу, зато ощущением собственной важности намного превосходящий моего знакомца.