45 
Страны и народы «кровавых полей» показаны в основном не как субъекты, а как жертвы двух тоталитарных империй. Подчеркивается, что в жерновах Большого террора «Украина как советская республика была пропорционально сверхпредставлена в СССР, а поляки были сверхпредставлены в Советской Украине» (р. 107). Более того, истребление польских элит в 1939–1941 гг. получило своеобразную историософскую оценку: «Это массовое убийство двумя оккупантами было знаком того, что польская интеллигенция выполнила свою историческую миссию» (р. 154). Подобные взгляды были весьма распространены в Польше в приснопамятные 2006–2007 гг., а в Украине — в 2005–2009 гг. Впрочем, и сейчас значительная часть центрально- и восточноевропейских читателей концентрируется на наболевшем, на кошмарных страницах отечественного прошлого.
Книгу отличает компаративистский подход и нацеленность на сопоставление. К прямым общим жертвам систем относятся погибшие советские военнопленные, а также мирные жители, замордованные в ходе «антипартизанских» операций вермахта и СС. Даже косвенным путем «взаимодействие» несло смерть — стороны использовали зверства друг друга, чтобы оправдать свои карательные мероприятия, в том числе публичные.
Сложно не согласиться с автором: сравнивая два режима, можно глубже понять каждый из них, да и вообще события XX века.
В целом монография выполнила поставленную задачу, проинформировав читателя, прежде всего американского, о трагедии Центральной и Восточной Европы. Поэтому немаловажно упоминание в книге выразительного молчания свободного мира относительно волн красного террора и иных издевательств над людьми. Наиболее яркий пример — визит в СССР лидера Радикальной партии Франции Эдуарда Эррио. В итоге поездки по удушаемой коллективизацией Украине в 1933 году он был приглашен на прием в Кремле. После участия в застолье с неизменной икрой бывший премьер-министр позволил опубликовать в «Правде» свое высказывание, восхваляющее колхозы (р. 58).
При этом в работе есть публицистические перехлесты. Не всегда можно согласиться и с принципами отбора материала, а также с рядом оценок.
В книге утверждается, что в начале Голодомора Сталин «руководствовался чистой злобой, когда украинские крестьяне были агрессорами, а он, Сталин, жертвой. Голод был формой агрессии, для Кагановича в классовой борьбе, а для Сталина в украинской национальной борьбе, против которой голод был только обороной» (р. 42). Именно этот тезис подтверждается ссылкой на эссе 30-летней давности, хотя по поводу мотивов организации Голодомора после открытия архивов появилось немало публикаций, к слову, использованных в монографии. В них, в частности, указывается не только на «дисциплинирующее» воздействие рукотворной напасти, но и на выкачку из деревни средств, причем не только продовольствия[134] — для закупки на Западе оборудования.
Повсеместно в работе употребляются словосочетания «еврейская цивилизация» применительно к местечкам и гетто ашкенази, и «польская цивилизация» (р. 153, 222, 280, 377 и др.). Возможно, более корректным в обоих случаях выглядит термин «культура».
Вологда названа «северно-русским городом смерти» (р. 130), хотя она известна как сравнительно благоустроенный региональный культурный центр.
В описании марша вермахта в глубь СССР и наката красного парового катка на Запад наличествует досадная асимметрия даже уже на уровне лексики. Распространение общества поголовного рабства нередко называется «освобождением» (р. 300, 312 и др.).
Военным преступлениям советской стороны уделяется совсем мало внимания. Полстраницы (р. 316–317) посвящено страшному погрому, который устроила Красная Армия в тогдашней Восточной Германии в конце 1944 — начале 1945 г. В книге постулируется, что оргия убийств, вандализма, насилия и разбоя стала следствием наличия в вооруженных силах большого количества бывших заключенных и, в широком смысле, советского воспитания солдат.
Но, по всей видимости, «праздник» был начат устным приказом Сталина. Предполагалось изгнать немцев с территорий, которые, по замыслу Вождя, должны были после войны отойти Польше и СССР. О подобных интенциях свидетельствуют даты двух приказов. Первый — о разрешении солдатам посылать домой внушительные по объему посылки (23.12.1944), т. е. грабить — в момент вступления Красной Армии в Восточную Пруссию и подготовки к захвату Силезии. Второй — о резком уменьшении веса и содержания посылок (10.03.1945) — после выхода на линию Одер — Нейсе. Вспомним также публикацию в «Правде» «утихомиривающей» статьи (14.04.1945) — в период подготовки Берлинской операции, т. е. похода уже на земли будущей ГДР.
45 
