— Подумай, как это будет выглядеть, Джимми.
— Мой член!
— То, что ты притащишь на вечеринку пять шлюх! — Сол бесится: когда же Джимми Персик уймется, перестанет думать только о траханье, если он вообще когда-нибудь перестанет. Парень — настоящий баламут. Ты надрываешься, яйца рвешь, чтоб урегулировать какое-то дело, а потом этот жирный тупой козел отчебучивает номер: вызывает пять шлюх самолетом из дерьмовой Калифорнии. Ему только этого и не хватало — пятерки девок в комнате, где им совсем незачем находиться. Пятерки ни в чем не повинных хреновых посторонних.
— А что Джон про это думает?
— Джон думает — это моя вечеринка.
Вот именно, мысленно добавляет Персик. Джон — чувак старой закалки. Джон — классный, не то что этот хренов старый зануда, который теперь стал их боссом. Джон был, как положено, благодарен, что я веду себя как настоящий мужчина и принимаю то, что мне грозит, не пытаясь организовать сделку с прокурором, чтобы скостить срок, не называю никаких имен. А тем более его.
Что думает Джон? Джон оплатит все расходы.
— Все, что пожелаешь, Джимми! Все! Это твоя ночь. За мой счет.
А Джимми желает «Спаркс Стейк-Хаус», «Копа» и эту девчонку, Нору, самую красивую, самую сладкую из всех, какие у него были. Попка у нее будто спелый персик. Он никак не мог выбросить ее из головы. Поставить ее на карачки и отодрать сзади, так чтобы эти ее персики ходуном ходили.
— О'кей, — бурчит Сол. — Ну может, встретимся с девками в «Копа» после «Спаркса».
— Ни хрена.
— Джимми...
— Что?
— Сегодня вечером у нас очень серьезный бизнес.
— Знаю.
— Ну то есть серьезнее не бывает.
— Вот потому, — говорит Персик, — я и вечеринку хочу устроить серьезную.
— Послушай, — Сол ставит точки над «i», — я отвечаю за безопасность на этом...
— Ну и постарайся, чтоб я был в безопасности. Вот и все, что от тебя требуется, Сол, а потом забудь про все, о'кей?
— Мне это не нравится.
— Ну и пускай. Пошел бы ты. Веселого тебе Рождества.
Ага, думает Сол, кладя трубку.
И тебе, Джимми. Веселого Рождества.
А уж сюрпризец я тебе припасу.
Под елкой лежит несколько пакетов.
Хорошо, что деревце маленькое, потому что подарков немного: с деньгами напряженка, и все такое. Но Кэллан купил в подарок Шивон часы, серебряный браслет и несколько свечей с ванильным ароматом, ей они нравятся. Есть несколько пакетов и для него: похоже, в них одежда, какая ему нужна: новая рабочая рубашка, может, и новые джинсы.
Милое, скромное Рождество.
Они планировали пойти к полуночной мессе.
А утром открыть подарки, попробовать приготовить индейку, сбегать на дневной сеанс в кино.
Но теперь ничего не будет, думает Кэллан.
Сейчас — нет.
В общем, так и так все должно было раскрыться, но получилось быстрее, потому что Шивон наткнулась еще на один пакет, который он запрятал далеко под кровать. Вечером он пришел с работы рано, Шивон сидит у окна, а у ее ног — коробка.
Она включила огоньки на елке, и они помаргивают красным, зеленым и белым позади нее.
— Что это? — спрашивает она.
— Как ты нашла?
— Вытирала пыль под кроватью. Так что это?
Это — шведский пистолет-пулемет «Карл Густав» девятого калибра. Со складывающимся металлическим стволом и магазином на тридцать шесть патронов. Хватит, чтобы выполнить работу. Номера спилены, проследить оружие невозможно. Со сложенным стволом всего двадцать два дюйма в длину, а вес — восемь фунтов. Донесет коробку, будто рождественский подарок, а потом коробку бросит, а оружие спрячет под куртку.
Оружие принес Сол.
Ничего этого Кэллан ей рассказывать не стал. А сказал глупое и очевидное:
— Тебе этого не полагалось видеть.
Шивон горько засмеялась:
— Я подумала, это подарок для меня. Даже чувствовала себя виноватой, когда открывала коробку.
— Шивон...
— Ты опять вернулся к прежнему, да? — Серые глаза смотрят холодно и твердо. — Ты берешься за новую работу.
— Мне приходится.
— Почему?
Кэллану хочется рассказать ей все. Но он не может позволить, чтоб она тащила на себе этот груз до конца жизни. Он говорит:
— Ты все равно не поймешь.
— Нет, я пойму, — возражает она. — Я ведь с Кашмир-Роуд, не забыл? Из Белфаста. Я выросла, наблюдая, как мои братья и дядья уходят из дому с маленькими рождественскими коробками, идут убивать людей. Я видела пулеметы под кроватью и раньше. Потому-то и уехала — меня уже тошнило от убийств. И убийц.