105 
— Дурачишь меня, что ли? — удивляется Мак-Гвиган.
— Нет, я серьезно.
Серьезнее некуда — Кэллан трудится, точно распоследний сукин сын, постигая ремесло.
Является точнехонько в семь каждое утро с пакетом бутербродов в руке и с желанием работать. Мак-Гвиган не совсем уверен, чего от Кэллана ждать, но что Кэллан окажется и вправду рабочей лошадкой — полная неожиданность. Он считал его пьяницей или даже наркоманом, но уж никак не человеком, который каждое утро входит в дверь вовремя.
Значит, и правда, парень пришел вкалывать, пришел учиться.
Кэллан обнаруживает, что ему нравится делать что-то своими руками.
Сначала у него будто обе руки левые, он чувствует себя олухом, неумехой, но потихоньку дело начинает ладиться. И Мак-Гвиган, видя, что Кэллан настроен серьезно, терпелив с ним. Не жалеет времени, обучая парня навыкам, показывая, что к чему, поручает ему мелкие поделки, пусть себе портит, пока не наберется мастерства.
Вечерами Кэллан возвращается домой уставшим.
Конец дня, он физически вымотан, у него все болит, и руки больше всего. Но на душе у него отлично. Он спокоен, не из-за чего дергаться, он ничего такого за весь день не сделал, из-за чего его мучили бы ночью кошмары.
Он перестает ошиваться по барам и пабам, где раньше они зависали с О'Бопом. Не ходит больше к Лиффи или в «Лэндмарк». Почти каждый день он сразу идет домой, они с Шивон быстро ужинают, смотрят телевизор и идут спать.
Как-то в плотницкой возникает О'Боп.
Стоит в дверях с глупым видом, но Кэллан даже не взглянул на него, он весь сосредоточен на шлифовке, и О'Боп, развернувшись, уходит. Мак-Гвиган думает, может, надо было что-то сказать, но что? Теперь Кэллан как бы его гарантия, и больше Мак-Гвигану нечего дергаться из-за парней с Вест-сайда, заходящих к нему.
Однако после работы Кэллан идет и разыскивает О'Бопа. Находит его на углу Одиннадцатой и Сорок третьей, и они вместе шагают к набережной.
— Пропади ты пропадом! — говорит О'Боп. — Что это такое было?
— Это я так сказал тебе, что моя работа — это моя работа.
— Я что, уже не могу забежать, сказать «привет»?
— Не тогда, когда я работаю.
— Мы что, больше уже не друзья?
— Мы друзья.
— Ну не знаю, — бурчит О'Боп. — Ты не появляешься, никто тебя нигде не видит. Мог бы заскочить иногда, опрокинули бы по пинте пива.
— Я больше не болтаюсь по барам.
О'Боп хохочет:
— Становишься настоящим, черт, бойскаутом, а?
— Смейся, если охота.
— Ага, и буду.
Они стоят, глядя на воду. Вечер сегодня холодный. Вода кажется черной и твердой.
— Да не надо мне твоих одолжений, — ворчит О'Боп. — С тобой все одно тоска зеленая с тех пор, как ты изображаешь из себя рабочий класс. Эдакий Джо с ланчем в корзинке. Просто люди тобой интересуются.
— Кто это?
— Люди.
— Персик?
— Слушай, нас припекло. Давят на нас. Ребята дергаются, как бы кто не начал болтать чего Большому жюри.
— Я ни с кем не болтаю.
— Ага, ты уж смотри, не болтай и дальше.
Кэллан хватает Стиви за отвороты зеленого пиджака:
— Ты что, Стиви, угрожаешь мне, что ли?
— Нет, что ты...
Уже даже чуть плаксиво.
— Стиви, ты не смей угрожать мне!
— Да я говорю просто... Ну понимаешь...
Кэллан отпускает его.
— Да понимаю я все.
Он понимает.
Гораздо труднее уйти, чем войти. Но он это делает. Он уходит, и с каждым днем все дальше и дальше. С каждым днем он приближается к тому, чтобы обрести новую жизнь. И эта новая жизнь ему нравится. Нравится вставать рано и идти на работу, тяжело работать, а потом возвращаться домой к Шивон. Обедать, рано ложиться спать, вставать и повторять все сызнова.
Им с Шивон чудесно вдвоем. Они даже поговаривают о том, чтобы пожениться.
И тут умирает Нил Демонти.
— Мне нужно пойти на похороны, — заявляет Кэллан.
— Зачем это? — недоумевает Шивон.
— Выказать уважение.
— Какому-то гангстеру?
Она кипит от злости. Она сердится и боится. Ведь он сражается со всеми старыми демонами своей жизни, а теперь как бы не ввязался снова в то, от чего упорно старался отделаться.
— Я на минуту, только появлюсь и вернусь.
— А как насчет уважения ко мне? — спрашивает она. — Как насчет уважения к нашим отношениям?
— Я их уважаю.
Шивон разводит руками.
105 
