120 
— Так, значит, я двадцать лет ещё проживу, — улыбнулся Быков.
— Ты умрёшь в глубокой старости, — уверенно проговорил Эйнэ, — я мог бы сказать день и час твоей кончины, но тогда ты будешь мучиться в страхе, ожидая этот срок.
— Поглядим, жаль, что я не смогу через столько лет тебя найти и раскаяться перед тобой в своём неверии или обличить тебя в брехне.
— Почему? Я не собираюсь умирать и переживу тебя… тропы наши ещё не раз пересекутся, это я тоже знаю…
Егор шутливо кивнул и поднялся. Вскоре началось пиршество. От жертвенного оленя шаману отделили самые лакомые куски: глаза, язык, печень, мозги. По окончании трапезы старухи увели Эйнэ под руки в только что установленный чум.
В это время Егор вспомнил о роженице. Было заметно, что камлание не принесло ей облегчения. Печальный Васька унёс жену в шалашик из корья. Егор понял, что она обречена. Решение пришло исподволь.
Он сходил к плоту и достал спирт. Эвенки радостно набросились на угощение, а к вечеру все поснули. Егор вымыл руки оставшимся спиртом, крадучись, обошёл поляну стороной. Смеркалось.
Оглядываясь, Быков выбрался из кустов к балагану из корья. Наклонился и вполз на коленях вовнутрь. Лоб роженицы был горяч и мокр от пота, тело её безвольно поддавалось массажу, которому научила Егора Марико.
Он лёгким движением гладил упругий живот эвенкийки. Роженица стала выгибаться и стонать взблёскивая в полутьме белыми зубами. Рядом с нею лежал ворох заячьих и пыжиковых шкурок. Егор вытирал об них липкие и влажные руки.
И, наконец, он нащупал головку ребенка, помогая ему в первом аргише. Пуповину перевязал материнской прядью, уже не владея собой от смятения и страха…
Ребёнок пискнул, вздохом облегчения отозвалась мать и что-то клекотно прохрипела. Егор наспех обтёр шкурками Васькиного наследника и вздрогнул, почувствовав спиной взгляд человека.
Эйнэ стоял у балагана с ножом в руке.
— Уходи, чужеземец! Ты помог и теперь уходи… Пусть все думают, что помог Эйнэ. Мне уже двести двадцать зим миновало, но вижу в первый раз, что мужчина участвует в родах. Ты осквернил себя, уходи…
Егор настороженно покосился на шамана, приготовившись выбить нож. Положил к матери ребёнка и отчаянно проговорил:
— Все твои камланья — сплошной обман! Этим людям нужны врачи, а не шаманы.
— Человек должен во что-то верить, — неопределённо ответил Эйнэ, — человек должен чего-то бояться…
— Ты лжёшь! Человек — сам себе шаман! Она бы умерла, если б не я. Смешно было слушать, как твои духи обжираются и любят податливых жён. Это — придуманная блажь, мечта, сладкое забвение от тяжёлого труда, лишений и горя. Ты обещал мне долгую жизнь, а сам держишь в руке нож, чтобы прервать её, — Егор резко бросился к шаману и легонько ударил его ногой по запястью. Нож улетел в кусты.
— Я сразу в тебе увидел великую силу, — невозмутимо проговорил старик, потёр ушибленную руку и примиряюще заключил, — вы, лючи, несёте моему народу зло. Уходи!
Ещё триста лет назад мой отец, великий шаман, возвестил о приходе попов, их ещё не было, а он предсказал, где будут выстроены церкви. Они стоят именно там… духи наши сердятся. Уходи, или я убью тебя. Если мой народ потеряет веру в Духов, он изленится и умрёт.
Егор, не оглядываясь, пошёл к костру. Растолкал Ваську, велел ему разбудить старух и идти к балагану, чтобы помочь жене. А сам отплыл по реке навстречу судьбе, предсказанной Эйнэ. Только проговорил сокрушённо: «Вот брехло! Двести двадцать лет живёт! Как он их окрутил, злой колдун…»
Но Эйнэ был жесток и знал, как отвратить от русского тунгусов. Пока никого не было у шалаша, он набросил полу мехового плаща на лицо женщины и задушил её.
Позвякивая колокольчиками, понесся по стойбищу, истошно крича: «Убейте чужеземца! Он осквернил наш род и отправил женщину к предкам. Убейте его!»
Егор услышал выстрел, пуля вспорола вьюк рядом с ним. По берегу мчался Васька Попов и стрелял. Только темнота спасла Быкова.
29
…Наконец-то дурной ветер разорвал хламиды туч и обнажил девственную наготу весеннего неба.
А до этого времени нескончаемо хлестал обложной дождь. Река помутнела и грозно неслась сквозь обильные испарения вымокшей насквозь тайги. В устье Тимптона Егор разгрузил плот, сделал балаган на склоне сопки, откуда была видна взбаламученная гладь реки Алдан.
120 
