Действительно, шум, ознаменовавший приход Сорока пяти, становился адским: громогласные рассказы о подвигах, совершенных накануне, зычное бахвальство, звон червонцев и стаканов – все предвещало жестокую бурю.
Вдруг на винтовой лестнице, которая вела к башенке, послышались шаги, а затем раздался голос г-жи Фурнишон, кричавшей снизу:
– Господин де Сент-Малин! Господин де Сент-Малин!
– Что такое? – отозвался молодой человек.
– Не ходите наверх, господин де Сент-Малин, умоляю вас!
– Ну вот еще! Почему так, милейшая госпожа Фурнишон? Разве сегодня вечером весь дом не принадлежит нам?
– Дом – ладно уж, но никак не башенки.
– Вот тебе раз! Башенки – тот же дом, – крикнули пять или шесть голосов, среди которых Эрнотон различил голоса Пердикки де Пенкорнэ и Эсташа де Мираду.
– Нет, – упорствовала г-жа Фурнишон, – башенки – не часть дома, башенки – исключаются, башенки – мои; не мешайте моим постояльцам!
– Я ведь тоже ваш постоялец, госпожа Фурнишон, – возразил Сент-Малин, – стало быть, не мешайте мне!
– Это Сент-Малин! – тревожно прошептал Эрнотон, знавший, какие у этого человека дурные наклонности и как он дерзок.
– Ради всего святого! – молила хозяйка гостиницы.
– Госпожа Фурнишон, – сказал Сент-Малин, – сейчас уже полночь; в девять часов все огни должны быть потушены, а я вижу свет в вашей башенке; только дурные слуги короля нарушают королевские законы; я хочу знать, кто эти дурные слуги.
И Сент-Малин продолжал подыматься по винтовой лестнице; следом за ним шли еще несколько человек.
– О боже, – вскричала герцогиня, – о боже! Господин де Карменж, неужели эти люди посмеют войти сюда?
– Если даже посмеют, сударыня, – я здесь и могу заранее уверить вас; вам нечего бояться.
– О сударь, да ведь они ломают дверь!
Действительно, Сент-Малин, зашедший слишком далеко, чтобы отступать, так яростно колотил в дверь, что она треснула пополам; она была сколочена из сосновых досок, и г-жа Фурнишон не сочла уместным испытать ее прочность, несмотря на свое доходящее до фанатизма почитание любовных похождений.
Глава 28
О том, как Сент-Малин вошел в башенку и к чему это привело
Услышав, что дверь прихожей раскололась под ударами Сент-Малина, Эрнотон первым делом потушил свечу, горевшую в башенке.
Эта предосторожность, разумная, но действительная лишь на мгновение, не успокоила герцогиню; однако тут г-жа Фурнишон, исчерпав все свои доводы, прибегла к последнему средству и воскликнула:
– Господин де Сент-Малин, предупреждаю вас, те, кого вы тревожите, принадлежат к числу ваших друзей; необходимость заставляет меня признаться вам в этом.
– Ну что ж! Это – лишний повод засвидетельствовать им наше почтение, – пьяным голосом заявил Пердикка де Пенкорнэ, подымавшийся по лестнице вслед за Сент-Малином и споткнувшийся о последнюю ступеньку.
– Кто же эти друзья? Нужно на них поглядеть! – вскричал Сент-Малин.
– Да, нужно! Нужно! – подхватил Эсташ де Мираду.
Добрая хозяйка, все еще надеявшаяся предупредить столкновение, которое могло прославить «Гордый рыцарь», но нанесло бы величайший ущерб «Розовому кусту любви», пробралась сквозь тесно сомкнутые ряды гасконцев и шепнула на ухо буяну имя «Эрнотон».
– Эрнотон! – зычно повторил Сент-Малин, на которого это разоблачение подействовало, как масло, вылитое вместо воды на огонь. – Эрнотон! Эрнотон! Быть не может!
– А почему? – спросила г-жа Фурнишон.
– Да – почему? – повторило несколько голосов.
– Черт возьми! Да потому, – пояснил Сент-Малин, – что Эрнотон образец целомудрия, пример воздержания, вместилище всех добродетелей. Нет, нет, госпожа Фурнишон, вы ошибаетесь, – заперся там не господин де Карменж.
С этими словами он подошел ко второй двери, чтобы разделаться с ней так, как разделался с первой, но вдруг она распахнулась, и на пороге появился Эрнотон; он стоял неподвижно, выпрямясь во весь рост, и по его лицу было видно, что долготерпение вряд ли входит в число тех многочисленных добродетелей, которые, по словам Сент-Малина, его украшали.
– По какому праву, – спросил он, – господин де Сент-Малин взломал первую дверь и, учинив это, намерен еще взломать вторую?
– О, да ведь это и впрямь Эрнотон! – воскликнул Сент-Малин. – Узнаю его голос, а что касается его особы, здесь, черт меня побери, слишком темно, чтобы я мог сказать, какого она цвета.