– Я тоже влюблен, – ответил Эрнотон, – но из-за этого отнюдь не считаю себя сумасшедшим.
Анри побледнел.
– Вы влюблены?
– Да, сударь.
– И вы признаетесь в этом?
– С каких пор на это наложен запрет?
– Влюблены в особу, находящуюся на этой улице?
– В настоящую минуту – да.
– Ради бога, сударь, – скажите мне, кого вы любите?
– О! Господин дю Бушаж, вы задали мне этот вопрос, не подумав; вы отлично знаете, что дворянин не может открыть тайну, принадлежащую ему лишь наполовину.
– Верно! Простите, господин де Карменж, – право же, нет человека несчастнее меня на этом свете!
В этих немногих словах, сказанных молодым человеком, было столько подлинного горя и отчаяния, что Эрнотон был глубоко растроган ими.
– О боже! Я понимаю, – сказал он, – вы боитесь, как бы мы не оказались соперниками.
– Да, я боюсь этого.
– Ну, что ж, – продолжал Эрнотон. – Ну, что ж, сударь, я буду с вами откровенен.
Жуаез побледнел и провел рукой по лбу.
– Мне, – продолжал Эрнотон, – назначено свидание.
– Вам назначено свидание?
– Да, самым надлежащим образом.
– На этой улице?
– На этой улице.
– Письменно?
– Да – и очень красивым почерком.
– Женским?
– Нет – мужским.
– Мужским! Что вы хотите этим сказать?
– То, что я сказал, – ничего другого. Свидание мне назначила женщина, но записку писал мужчина; это не столь таинственно, но более изысканно; по всей вероятности, у дамы есть секретарь.
– А! – воскликнул Анри, – доскажите, сударь, ради бога, доскажите.
– Вы так просите меня, сударь, что я не могу вам отказать. Итак, я сообщу вам содержание записки.
– Я слушаю.
– Вы увидите, совпадет ли оно с текстом вашей.
– Довольно, сударь, умоляю вас! Мне не назначали свидания, не присылали записки.
Эрнотон вынул из своего кошелька листочек бумаги.
– Вот эта записка, сударь, – сказал он, – мне трудно было бы прочесть вам ее в такую темную ночь, но она коротка, и я помню ее наизусть; вы верите, что я вас не обману?
– Вполне верю!
– Итак, вот что в ней сказано:
«Мосье Эрнотон, мой секретарь уполномочен мною передать вам, что мне очень хочется побеседовать с вами часок; ваши заслуги тронули меня».
– Так здесь сказано?
– Честное слово, да, сударь, эта фраза даже подчеркнута. Я пропускаю следующую, чересчур уж лестную.
– И вас ждут?
– Вернее сказать – я жду, – как видите.
– Стало быть, вам должны открыть дверь?
– Нет, должны три раза свистнуть из окна.
Весь дрожа, Анри положил свою руку на руку Эрнотона и, другой рукой указывая на таинственный дом, спросил:
– Отсюда?
– Вовсе нет, – ответил Эрнотон, указывая на башенки «Гордого рыцаря», – оттуда!
Анри издал радостное восклицание.
– Значит, вы не сюда идете? – спросил он.
– Нет, нет; в записке ясно сказано: гостиница «Гордый рыцарь».
– О, да благословит вас господь! – воскликнул молодой человек, пожимая Эрнотону руку. – О! Простите мою неучтивость, мою глупость. Увы! Вы ведь знаете, для человека, который любит истинной любовью, существует только одна женщина, и вот, видя, что вы постоянно возвращаетесь к этому дому, я подумал, что вас ждет именно она.
– Мне нечего вам прощать… – с улыбкой ответил Эрнотон, – ведь, правду сказать, и у меня промелькнула мысль, что вы прогуливаетесь по этой улице из тех же побуждений, что и я.
– И у вас хватило выдержки ничего мне не сказать! Это просто невероятно! О! Вы не любите, не любите!
– Да помилуйте же! Мои права еще совсем невелики. Я дожидаюсь какого-нибудь разъяснения, прежде чем начать сердиться. У этих знатных дам такие странные капризы, а мистифицировать – так забавно!
– Полноте, полноте, господин де Карменж, – вы любите не так, как я, а между тем…
– А между тем? – повторил Эрнотон.
– А между тем – вы счастливее меня.
– Вот как! Стало быть, в этом доме жестокие сердца?
– Господин де Карменж, – сказал Жуаез, – вот уж три месяца я безумно влюблен в ту, которая здесь обитает, и я еще не имел счастья услышать звук ее голоса!
– Вот дьявольщина! Немного же вы успели! Но – погодите-ка!
– Что случилось?
– Как будто свистят?
– Да, мне тоже показалось.
Молодые люди прислушались, вскоре со стороны «Гордого рыцаря» снова донесся свист.