97 
— Так это правда?
— Черт возьми, да! Впрочем, указ сформулирован в столь лестных выражениях…
— Понимаю. В моей характеристике записано, что пока я находился у вас на службе, вы ни разу не испытали недостатка в наличных.
— На самом деле мир и порядок, воцарившиеся во Франции, сделали министерство полиции ненужным, и я отправляю ее министра в Сенат, чтобы знать, где его искать, если когда-нибудь министерство будет восстановлено. Я прекрасно знаю, мой дорогой Фуше, что, уйдя в Сенат, вы потеряете контроль над игорными заведениями, над этой золотой жилой. Но у вас и без того уже такое состояние, что вы не знаете, как им распорядиться. И ваши земли в Понкаре, границы которых вы постоянно стремитесь расширить, поистине достаточно велики.
— Даете ли вы слово, — спросил Фуше, — что если министерство полиции снова будет создано, то вы отдадите его мне, а не кому-нибудь другому?
— Даю.
— Благодарю вас. Так я могу передать Кабанису, что его племянница, мадемуазель де Сурди, получила ваше согласие на брак с графом де Сент-Эрмином?
— Можете.
Бонапарт кивнул, Фуше ответил ему глубоким поклоном и вышел. Первый консул, сложив руки за спиной, молча прошелся по кабинету, затем остановился позади кресла своего секретаря.
— Вы все слышали, Бурьен?
— Что, генерал?
— Что сказал этот дьявол Фуше.
— Я ничего не слышу без вашего приказания.
— Он знал, что я отстранил его, что это было в Мортфонтене и что указ лежит в кармане моего серого сюртука.
— Ах, это, — пожал плечами Бурьен. — Это не так уж сложно, достаточно обещать пенсию лакею вашего брата.
— Все равно, — Бонапарт покачал головой. — Этот человек опасен.
— Да, — согласился Бурьен. — Но согласитесь, его проницательность поражает. В наше время такой человек полезен.
Первый консул задумался, а потом произнес:
— Ничего, я пообещал призвать его при первых же беспорядках, и, возможно, я сдержу слово.
Он позвонил. Появился курьер.
— Ландуар, взгляните в окно, не ждет ли экипаж.
Ландуар вышел в соседнюю комнату и высунулся в окно.
— Да, генерал, — доложил он, вернувшись.
Первый консул надел сюртук, взял в руки шляпу и сказал:
— Я — в Государственный совет.
Он сделал несколько шагов в сторону двери, остановился и произнес, обращаясь к Бурьену:
— Кстати, спуститесь к Жозефине и передайте ей, что я не только даю согласие на брак мадемуазель де Сурди, но и намерен вместе с госпожой Бонапарт подписать брачный договор.
XXI
ФУШЕ ДЕЙСТВУЕТ, ДАБЫ ОСТАТЬСЯ В МИНИСТЕРСТВЕ ПОЛИЦИИ, ИЗ КОТОРОГО ОН ЕЩЕ НЕ УШЕЛ
Фуше вернулся к себе в ярости. Нервный, раздражительный, всегда настороже — казалось, природа дала Фуше косые глаза и большие уши, чтобы он мог смотреть сразу в обе стороны и слышать со всех сторон. И вот его выставили за дверь, его полномочия резко ограничили. Вне полиции он оказывался на вторых ролях.
Кроме того, Бонапарт затронул его больное место: потеряв полицию, он терял доход от игорных заведений — более двухсот тысяч франков в год. Фуше был баснословно богат и, хотя не умел насладиться своим богатством, думал только о том, как еще его приумножить, а его стремление расширить свои земли в Понкаре было сравнимо только с желанием Бонапарта раздвинуть границы Франции.
Он поднялся в свой кабинет и рухнул в кресло. Целый ураган чувств разыгрался на его лице, но через несколько минут буря улеглась: Фуше нашел то, что искал, и бледная улыбка, озарившая его лицо, предвещала если не хорошую погоду, то, по меньшей мере, относительное затишье.
Еще дрожавшей рукой он потянул за шнурок звонка, висевший над его столом, и позвонил.
— Господина Дюбуа! — крикнул Фуше прибежавшему на зов курьеру.
Курьер развернулся и исчез. Мгновение спустя дверь открылась и вошел г-н Дюбуа.
Это был приветливый и спокойный человек, с доброжелательной улыбкой, одетый без изыска, но исключительно опрятно. На шее его красовался белый галстук, а на запястьях — белые манжеты.
Он приблизился к столу, слегка покачивая бедрами и скользя по ковру, как учитель танцев.
— Господин Дюбуа, — сказал Фуше, откинувшись на спинку кресла, — сегодня мне необходимы ваш ум и ваше молчание.
— Я могу отвечать перед господином министром только за мое молчание, — ответил Дюбуа. — Что касается моего ума, то он ничего не стоит без вашего руководства.
97 
