Особенно,... 
156 
Улучив минуту, он бросил взгляд в мою сторону и проговорил:
— Как забавно, Кэролайн, не правда ли?
Я утвердительно кивнула. Он из кожи лез вон, чтобы я только посмотрела на него. Мне было известно, что у него на уме.
И тогда мне пришла в голову одна мысль, от которой я уже не могла отделаться. Я думала об этом и ночью. И после, когда на меня вновь наваливалась меланхолия, когда я заново переживала прощание с Оливией, вспоминала о кузине Мэри, думала о Поле, представляя, насколько по-другому у нас с ним все могло быть… В эти минуты меня согревал мой план, который постепенно начал оформляться в голове.
Он поднимал мне настроение.
Только он способен был развеять на время мою печаль и скорбь. Таков уж, видимо, был мой характер. Мне это не нравилось, но ничего с собой поделать я не могла.
Он приехал на Рождество. Я была вся в заботах о Ливии и не праздновала. Как я могла веселиться, если со времени кончины кузины Мэри еще не прошло и года? Я сказала Джереми, что ему не стоило приезжать. В деревне ему будет скучно, особенно в доме, вся жизнь в котором еще подчинена трауру.
Он сказал в ответ, что и сам еще не снял траура. Услышав об этом, мне захотелось рассмеяться ему в лицо, но я сдержалась. Сделала вид, что понимаю его и сочувствую.
Я безупречно играла свою роль. «Смягчалась» медлен но, но верно.
Сидя на полу, мы играли с Ливией. Он просто очаровал девочку. Увидев это, я вновь почувствовала ревность.
Няня Ломан сказала потом:
— Дети всегда так относятся к родителям. Причем не важно, какое внимание сами родители уделяют своим отпрыскам. Ребенок, пока он совсем маленький, любит маму и папу только за то, что они его мама и папа. Но к четырем-пяти годам положение меняется. Тогда дети начинают любить тех, кто любит их.
Мисс Белл была с Джереми довольно резка. Она про себя винила его во второй беременности Оливии и не однажды замечала в его присутствии, сурово поджав губы, что не следовало так рано думать о втором ребенке.
Время по-прежнему летело быстро, и я этому радовалась. Оливии не было уже полгода. Все это время я провела возле ее дочери.
Именно в тот второй свой приезд Джереми приступил к претворению своего плана в жизнь. Сделал пока лишь первый шажок вперед. Осторожно, но с присущей ему ловкостью.
Он сказал, что Ливия счастлива, несмотря на то, что лишилась родной матери. Девочка нашла вторую маму во мне… И никому не придет в голову сказать, что она наполовину сирота.
— Когда я вижу вас вместе, я несказанно радуюсь, Кэролайн.
— Я делаю все, чтобы сдержать обещание, данное сестре. Но мне не трудно, ибо я люблю Ливию.
— Это видно. Мысли об этом согревают мне сердце. Какое счастье, что я имею возможность бывать здесь!
— Полагаю, в Лондоне тебе было бы гораздо лучше.
— Как ты ошибаешься! Для меня нет большей радости, чем быть там, где ты, Кэролайн. Я часто думаю о том маскараде… Помнишь?
— Еще бы, — сказала я. — Как сейчас стоит перед глазами.
— Клеопатра.
— И Руперт Рейнский.
Он взглянул на меня сияющими глазами, и мы одновременно рассмеялись.
Джереми был не настолько глуп, чтобы пытаться сразу же «давить» на меня, тем не менее намерения его были ясны как белый день.
— Я приеду снова, Кэролайн… скоро. Ты не возражаешь?
— Насколько я поняла, ты приезжаешь для того, чтобы повидаться с дочерью.
— И… с тобой.
Я шутливо поклонилась ему.
Он приехал снова еще до конца января. Как только замысел окончательно созрел в его голове, он решительно приступил к его реализации, проявляя при этом удивительную изобретательность. В этом я не могла не отдать ему должное. Джереми часто писал, умоляя сообщать ему все новости о Ливии. Словом, был идеальным отцом.
В феврале он снова был с нами. Путешествие в продуваемом зимними ветрами поезде с несколькими задержками из-за обледенения путей было непростым, но он приехал.
— Какой ты преданный отец! — воскликнула я, увидев его.
— Ничто не могло бы удержать меня от поездки, — ответил он.
В тот свой визит он предпринял еще несколько шагов вперед.
Однажды мы сидели вместе с ним на полу в детской, составляя лото с изображением разных зверей. Это лото было любимой игрушкой Ливии.
— Вот так все и должно быть… Мы трое. Вот, что такое настоящий дом, — произнес он.
Я не ответила. Тогда Джереми накрыл мою руку своей рукой. Я не препятствовала этому. Ливия прижалась к нему, и он обнял ее.
156 
