— Даже Георг не был причиной такого скандала, — добавила Елизавета.
— Говорят, она обнародовала его любовные письма, — сказала Мария.
— Ах, вы только представьте: ваши любовные письма читает каждый встречный! — София была в ужасе.
— Тем более, что Фредерик не блещет умом, — вставила Елизавета. — Он всегда писал с орфографическими ошибками.
Сестры покатились со смеху, но тут Амелия сказала:
— Мне страшно подумать, как это может отразиться на здоровье отца.
Мэри-Энн была довольна поднявшейся шумихой.
— Это вам не тоскливая жизнь в глуши, — приговаривала она.
Ее мать, миссис Томпсон, давно переставшая удивляться выходкам дочери, робко поинтересовалась:
— А это не что-то постыдное?
— Для бедняги Фреда — конечно. А для меня — нет. Видите ли, джентльмены часто пишут мне письма, делая всякие заманчивые предложения.
— О, Мэри-Энн! И ты их принимаешь?
— Смотря по обстоятельствам, — ответила дочь. — Пока что я хочу произвести хорошее впечатление на парламентскую комиссию.
И ей это удалось. Она оделась очень продуманно. Голубое шелковое платье — в тон ее голубым глазам — красиво сочеталось с белыми мехами. Муфта была тоже белой. Мэри-Энн выглядела потрясающе, лет на десять моложе, чем была в действительности. Волнение всегда шло ей на пользу. Ну, и за словом она в карман не лезла. Собственно говоря, она и в приличное общество смогла проникнуть не только благодаря своей красоте, но и потому что была очень сообразительной, а порой проявляла просто-таки недюжинный ум. На белокурую головку Мэри-Энн надела белую меховую шляпку с кокетливой вуалью. И в таком виде предстала перед благородным собранием.
Большинство членов комиссии было очаровано. Мэри-Энн была такой женственной, держалась скромно, но не терялась. Она прекрасно дала отпор тем, кто пытался подловить ее на неточностях, и, к радости и восторгу многочисленных зрителей, сбила с них спесь. Это было поражение герцога Йоркского и триумф Мэри-Энн.
Факт дачи взяток был установлен. Сомнений на сей счет не оставалось. Теперь вопрос стоял иначе: насколько герцог Йоркский вовлечен в торговлю званиями? Неужели он совершенно ничего не знал? Это было маловероятно, однако королевская семья придавала доказательству непричастности Фредерика к мздоимству огромное значение. Пусть уж он лучше выглядит дураком, чем мошенником.
Мэри-Энн, побуждаемая своими сторонниками, которым хотелось сделать ее любовника всеобщим посмешищем, принесла письма Фредерика, и их зачитали в суде. Это был апофеоз, ибо Фредерик не блистал ученостью, писал не соблюдая грамматических правил, с орфографическими ошибками. Однако сведений в этих письмах содержалось много, и они весьма красноречиво свидетельствовали о его близости с обворожительной Мэри-Энн. Эти письма цитировались во всех кофейнях и тавернах.
Король говорил без умолку часами. Он призвал к себе Фредерика и потребовал объяснений.
— У тебя нет чувства долга, чувства собственного достоинства. Ты не можешь вести себя, как полагается примерному мужу. У тебя же есть жена... чего тебе не хватало? Да, конечно, она развела зверюшек. Оказалась бесплодной... Не смогла родить ни одного ребенка. Это весьма прискорбно. А? Что? Но не настолько же ужасно, чтобы связываться с падшей женщиной и подрывать дисциплину в армии. А? Что?
Фредерик был в отчаянии. Он и сам не понимал, как влип в такую историю. Фредерик постоянно приезжал в Карлтон-хаус и плакался принцу Уэльскому, который хоть и сочувствовал брату, однако вынужден был признать, что более чудовищного скандала в парламенте никогда не вспыхивало. Такая заваруха может даже вызвать революцию! За примерами далеко ходить не надо: стоит только посмотреть, что творится на той стороне Ла-Манша. Конечно, Мэри-Энн — красавица, с этим нельзя не согласиться; ему, принцу, тоже известно, что мужчин порой обуревает внезапная, неудержимая страсть, однако Фредерику не следовало позволять ей влезать в армейские дела, это уж слишком!.. Так что Фредерик и от принца Уэльского не получал особого утешения.
Что же касается Уильяма, то он лишь пожимал плечами. Право же, Фред — болван. Другие братья жалели Фреда, но думали, что он либо не от мира сего, либо безответственный, либо просто дурак. Ну, а Эдуард вообще предпочитал держаться на расстоянии: он покатывался со смеху, вспоминая, как Фредерик отозвал его с Гибралтара. Интересно, Фред сейчас об этом вспоминает? Подумать только — и он еще выговаривал ему, Эдуарду, за плохое поведение!