Особенно,... 
80 
— Почему же тогда вы не поехали в Карлтон-хаус, бабушка? — спросила Шарлотта. — Вы бы жили там по-королевски.
Герцогиня вздохнула и приблизила губы к уху Шарлотты.
— Этому помешали. — Она покосилась на дочь. — Мой сын тоже воспротивился. Сказал, что раз у них такие отношения... и так далее и тому подобное... вот мне и пришлось отклонить столь любезное приглашение. Так что я осталась здесь.
Она театрально заломила руки, и Шарлотта подумала, что, сравнивая этот убогий, старый дом с Карлтон-хаусом, герцогиня, очевидно, отдает себе отчет в том, как все это выглядит в реальности.
«До чего же у меня странная семья!» — подумала Шарлотта.
Пожалуй, надо обсудить это с Мерсер. Может быть, все семьи очень странные. Хотя нет... ей в это не верится. На свете есть только один зверинец: это королевское семейство.
— Положение стало невыносимым, — заявила Мария Фитцгерберт своей верной Пайгот. — Я с этим долее мириться не намерена.
Мисс Пайгот встревожилась. Она не выносила, когда ее обожаемая Мария ссорилась с принцем, которого Пайгот обожала почти так же, как подругу. Ну почему они не могут жить по-прежнему? Почему он не удовлетворяется тем, что есть? Какое мальчишество думать, что с холодной, честолюбивой Хертфорд он обретет счастье, которое знал с Марией! И потом... есть же еще Минни! Принц ее любит. Он всегда спрашивал о ней, приходя в гости. А порой она неожиданно выпрыгивала из какого-нибудь угла или, дождавшись, пока он усядется поудобней, закрывала ему глаза ладошками и кричала: «Угадайте, кто это?» Принц сразу, разумеется, узнавал ее по голосу, однако начинал перечислять всех светских дам и делал вид, что пытается угадать. Как приятно было видеть их вместе! И вот теперь все испортилось из-за этой модно одетой ледышки, леди Хертфорд!
Мария стала раздражительной. Это означало, что она серьезно подумывает о разрыве с принцем.
«Этого я не перенесу», — думала мисс Пайгот.
— Все пройдет, — пыталась она вразумить Марию. — Ну, еще очередная маленькая шалость... Боже мой, мы столько этого видели! Пора бы и привыкнуть.
Однако на сей раз увлечение принца нельзя было назвать «маленькой» шалостью. Оно продолжалось слишком долго, а ведь Мария уже сделала ему серьезное предупреждение, написав, что не потерпит такого обращения с собой.
Но принц проигнорировал ее письмо, как игнорировал все, с чем ему не хотелось соглашаться. Он желал и впредь наносить приятные утренние визиты на улицу Стейн, болтать с Марией, играть с Минни, а по вечерам развлекаться в «Павильоне», где он ни на минуту не отходил от леди Хертфорд, а Мария лишь играла роль ее дуэньи — так хотелось добродетельной леди с ледяным сердцем.
Право же, принц хотел слишком многого. Никакому другому мужчине и в голову не пришло бы подвергнуть женщину, которую он некогда беззаветно любил, такому страшному унижению.
А кульминация близилась.
Мария вернулась с прогулки, на которую она ходила вместе с Минни. Перед ребенком она, конечно же, притворялась, что все прекрасно. Мисс Пайгот каждый день благодарила Бога за появление Минни.
«Потому что теперь, даже если они и расстанутся, — рассуждала верная подруга и компаньонка Марии, — у Марии есть Минни, и это большое утешение».
Мисс Пайгот начала подозревать, что Мария больше любит ребенка, чем принца. Да, ведь этот глупый мужчина не ценил ее преданности, а Минни была по-настоящему счастлива только рядом с Марией. Даже родную мать девочка, наверное, не любила бы больше Марии, и, вероятно, то, что когда-то они чуть не потеряли друг друга, научило их еще больше ценить эти отношения.
Минни пошла к себе, чтобы переодеться, а Мария отправилась в гостиную, намереваясь поговорить с мисс Пайгот, которую она увидела в окне, когда выходила с Минни из экипажа.
— Право же, — сказала мисс Пайгот, — Минни такая здоровая, крепкая девочка — прямо с картинки! Брайтонцы ее обожают. — Она с тревогой вгляделась в лицо Марии. — Впрочем, брайтонцы от многих без ума... В ваше отсутствие заходил принц Уэльский.
Мария холодно поджала губы.
«О Господи! — внутренне съежилась мисс Пайгот. — Неприятностей не избежать».
— Я полагаю, он был удивлен, не застав нас дома.
— Да, удивлен и обижен.
— Тут нечему удивляться. Какой же он все-таки ребенок! Думает, на людях со мной можно вести себя безобразно, а потом прокрасться по подземному ходу, подобно школьнику, бредящему приключениями, и мы с Минни кинемся к нему в объятия и начнем по-детски беззаботно играть?
80 
