Особенно,... 
84 
Она держалась очень скромно, но я вскоре начала спрашивать себя, не таилась ли за этим смирением смертельная угроза. Джессика все делала тихо. Двигалась она бесшумно, и я частенько не сразу обнаруживала, что она вошла в комнату; она могла стоять рядом с ничего не подозревающим человеком, пока тот не оборачивался, замерев на мгновение при виде ее красивого лица.
Ее красота! Никто не стал бы оспаривать ее. То была редкостная красота. Черты Джессики были безупречны; нежная, гладкая кожа, казалось, светилась особым светом. Такой цвет лица я видела раньше только раз или два; прямые густые волосы блестели. У этой женщины было все — кроме денег.
Появление подобной особы в доме неизбежно затронуло всех нас. Похоже, в ее присутствии в людях просыпалось все то, что обычно таилось где-то глубоко внутри. Мой свекор всегда держался со мной приветливо; я не так часто его видела, но, встречаясь, мы весьма приятно проводили время. Я допускала, что он с такой радостью принял меня в свою семью только потому, что я — наследница большого состояния, однако он всегда относился ко мне хорошо и в чем-то даже по-отечески. Теперь я открыла в нем какую-то злую проказливость. Он ведь знал, что Бевил одно время был очень увлечен Джессикой Треларкен; так чего ради он привел ее в дом? Временами мне казалось, что он сделал это из озорства — словно мальчишка, который запускает в таз двух пауков и получает удовольствие, наблюдая за их дракой. А может быть, думала я, он так и не забыл о том, что когда-то потерял место в парламенте, и справедливость в отношении Менфреев восторжествовала.
Я изо всех сил старалась гнать от себя подобные мысли, но притом ясно сознавала, что, если бы не Джессика Треларкен, они вообще не пришли бы мне в голову.
Была еще леди Менфрей. Я никогда не считала ее сильной женщиной, зная, что она во всем потакала и уступала своей семье; но теперь она казалась совсем запуганной, и я понимала, что она просто покорно смирилась с властью Джессики.
Фанни? Она стала очень осторожной — даже скрытной. В прошлом она всегда была со мной откровенна; теперь же я чувствовала, что она что-то скрывает.
Бевил? Разумеется, он всегда обожал красивых женщин и в их обществе забывал обо всем на свете, а с такой дамой, как Джессика, в особенности.
Но больше всех изменилась я. Казалось, я утратила всю ту привлекательность, которую обрела, став женой Бевила. Я старалась соответствовать — и не без успеха — средневековой моде, которая оказалась мне так к лицу — достаточно вспомнить хотя бы топазовое платье. Люди говорили обо мне: «Она не красива в обычном смысле этого слова, но ее странная, нездешняя внешность весьма привлекательна». Я знала, что в необычном наряде смотрюсь хорошо, даже среди красавиц, и хотела выглядеть необычно — ради Бевила.
Но с появлением Джессики чары потеряли силу. Я чувствовала себя неказистой, как когда-то в детстве, и это отражалось на моей внешности. Моя хромота стала заметней, а может быть, дело было просто в том, что в счастливые времена мне удавалось о ней забыть; нынешняя же пора никак не подходила под это определение.
Но что хуже всего, я стала подозрительной. Я никому не верила, за всеми следила, была постоянно настороже, и с каждым днем эта новая привычка все укреплялась.
Сколько я ни старалась обуздать свою ревность и страхи, они все равно одолевали меня.
С тех пор как я привезла Бенедикта в Менфрею, мы стали близкими друзьями. Наверное, я заняла в его сердце место матери, которой ему недоставало; я проводила с ним по нескольку часов каждый день, и он с нетерпением ждал моего прихода. Иногда я брала его на прогулку или отвозила в дом на острове: переправа в лодке приводила его в полный восторг.
Однажды утром, примерно через неделю после появления Джессики, Бевил уехал в Ланселлу один, и я отправилась в детскую к Бенедикту.
Джессика встретила меня прохладной улыбкой, которую я про себя уже начала сравнивать с улыбкой Джоконды. Она выглядела очень опрятно и, разумеется, блистала красотой в сиреневом платье с кружевным воротничком и манжетами. Нарядов у нее было немного, но во всех чувствовался безупречный вкус. Этого у нее не отнимешь — она знала, как одеться, чтобы подчеркнуть достоинства своей внешности, — а может, к подобной красоте просто шел любой наряд. Как всегда в ее присутствии, я почувствовала себя неловко и подумала, не этого ли она и добивается, глядя на меня своими холодными глазами. Она двигалась с недоступной мне грацией, и в любом ее жесте таилось очарование естественности.
84 
