Серена Вейн вышла из своей комнаты. На ней был совершенно прозрачный пеньюар из черного шифона, не скрывавший соблазнительных линий ее великолепного тела.
Она подошла к двери комнаты Доминика, тихо повернула ручку и скользнула внутрь.
Примирение, оцепенело подумала Фиби, состоялось.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Иногда, – заявила Серена, направив в камеру затуманенный взор, – на то, чтобы определить, в чем заключаются истинные ценности, уходит много времени. И я просто благодарна судьбе, что поняла это, пока не стало слишком поздно.
Телевизионная команда заполонила дом с раннего утра, и сейчас запись интервью шла полным ходом.
– Значит ли это, что теперь вы будете теперь работать в этой стране, мисс Вейн?
– Я обдумываю несколько вариантов, – мягко сказала Серена Вейн. – Но не исключаю возвращения в Голливуд.
– Даже несмотря на то, что были сняты с роли в «Железном сердце»?
– Боюсь, вас неточно информировали. – В голосе Серены послышались металлические нотки. – У меня с режиссером были творческие разногласия, однако наше расставание было вызвано взаимным решением, и вполне мирным.
– А ваши взаимоотношения с Брайеном Стрэттоном – это расставание также было мирным?
Серена печально улыбнулась.
– Брайен всегда был мне большим другом, и поэтому мы все еще общаемся. И давайте оставим это!
– Таким образом, вам известно, что его забрали в одну из клиник Беверли–Хиллз за злоупотребление наркотиками и алкоголем, да?
Пауза Серены затянулась.
– Как его друг, я предпочитаю не обсуждать его проблемы.
Значит, она не знала, думала Фиби, сидя в дальнем конце комнаты и не сводя глаз с несчастной, скучающей Тары.
Целую неделю их осаждали корреспонденты, фоторепортеры, телевизионщики. И каждый раз Тару непременно фотографировали в одном из тех нарядных кружевных платьев, что Серена привезла с собой для этой цели.
– И вы остаетесь с вашим бывшим мужем на Рождество – это не совсем обычно, не правда ли?
Серена пожала плечами.
– Рождество – семейный праздник. А когда речь идет о ребенке, каждый должен забыть прошлые нелепые разногласия. – Ее улыбка стала лучезарной. – Что касается меня, то я просто приехала домой.
Репортер взглянула на Тару, сидевшую рядом с мамой и явно чувствовавшую себя неловко в черном вельветовом платье с гофрированным муслиновым воротником.
– А ты, Тара? Ты собираешься быть актрисой, как твоя мама?
– Мамочка говорит, что да, – ответила Тара. – Она говорит, что я должна принять участие в кинопробах.
Взгляд журналистки мгновенно переметнулся на Серену.
– Это правда? Тара будет новой малолетней звездой экрана?
Серена мелодично рассмеялась.
– Ах, она еще слишком мала, чтобы рассуждать об этом. Я хочу, чтобы у нее было счастливое, ничем не омраченное детство.
– Но ты сказала… – начала Тара и сразу смолкла, когда покровительственная материнская рука крепко обняла ее за плечи. Интервью было закончено.
Серена повелительно щелкнула пальцами в сторону Фиби.
– Принесите кофе„ пожалуйста, – сказала она, вставая с дивана.
– Так какую же роль вы играете в этой трогательной семейной драме?
Фиби, разливавшая кофе, обернулась и увидела журналистку Джилли Мейсон.
– Очень незначительную, – смущенно призналась Фиби. – Я – няня Тары.
– Не хотела бы я быть на вашем месте, – откровенно заявила Джилли. – Мой приятель работал над рекламой для последнего фильма вашей хозяйки и говорит, что это было ужасно. Ее муж действительно принимает ее назад? – спросила она как бы невзначай. – Я заметила, сегодня его нет здесь.
– Я всего лишь няня, – ответила Фиби. – И не сую нос в дела моих работодателей.
– А вам и не надо совать нос, чтобы узнать о делах дражайшей Серены, – небрежно бросила Джилли. – Они давно стали достоянием общественности. Мой друг говорит, что студия сыта ею по горло и Снежная Королева никогда больше не будет работать в Голливуде. Но малышка – другое дело. Я считаю, Серена рассматривает ее как карт–бланш.
И она вышла поговорить с оператором.
– Ненавижу это платье! – Тара отшвырнула черный вельвет на кровать и натянула джинсы и трикотажную рубашку. – От него все чешется. И терпеть не могу, когда меня все время фотографируют. Это скучно.
– Хочешь еще поворчать, облегчить душу? – мягко спросила Фиби, причесывая спутанные волосы девочки.