Особенно,... 
102 
— Его паспорт?
Патта широко улыбнулся.
— Его воинское удостоверение личности.
Ну разумеется. Пластиковые карты, которые лежали в бумажнике Руффоло и которые он сунул обратно, не удосужившись просмотреть. А Патта продолжал:
— Это явное доказательство, Руффоло — вот кто убийца. Американец, наверное, сделал какое-то неверное движение. А это глупо, когда у человека в руках нож. И Руффоло запаниковал — он так недавно вышел из тюрьмы. — Патта покачал головой, сокрушаясь по поводу опрометчивости преступников.
— По случайному совпадению синьор Вискарди позвонил мне вчера вечером и сказал, что, возможно, молодой человек на фотографии и мог оказаться в палаццо в ту ночь. Он сказал, что тогда был слишком удивлен, чтобы сообразить, что к чему. — Патта неодобрительно поджал губы и добавил: — И я уверен, что обращение, которое он претерпел со стороны ваших полицейских, не помогло ему вспомнить. — Выражение его лица изменилось, улыбка снова расцвела на нем. — Но все это в прошлом, и он явно не держит на нас зла. Так что, судя по всему, эти бельгийцы не ошиблись и Руффоло там действительно был. Полагаю, что у американца он нашел не очень много денег и решил попытаться устроить более удачное ограбление.
Патта просто сиял.
— Я уже говорил об этом с журналистами, объяснил, что с самого начала у нас не возникало никаких сомнений. Убийство американца должно было быть случайным. А теперь, слава богу, это доказано.
Слушая, как нагло Патта сваливает вину за убийство Фостера на Руффоло, Брунетти понял, что причиной смерти доктора Питерс всегда будут считать случайную передозировку.
Ему ничего не оставалось, как броситься под безжалостную колесницу уверенности Патты.
— Но зачем ему было брать удостоверение американца? Это же совершенно бессмысленно.
Колесница Патты прокатилась прямо по нему.
— Он спокойно мог сбежать от вас, комиссар, поэтому считал маловероятным, что удостоверение попадет в ваши руки. Или, может быть, он просто забыл о нем.
— Синьор, люди редко забывают о доказательствах, которые связывают их с убийством.
Патта пропустил это мимо ушей.
— Я сказал журналистам, что у нас были основания подозревать его в убийстве американца с самого начала, что именно поэтому вы и хотели с ним поговорить. Он, вероятно, боялся, что мы вот-вот его сцапаем, и решил откупиться от нас, сдав награбленное. Или, что тоже вероятно, он собирался обвинить в смерти американца кого-то еще. Тот факт, что при нем оказалось это удостоверение, не оставляет никаких сомнений, что убийца — он. — Ну что же, в этом Брунетти был уверен — это, конечно, исключает все сомнения. — В конце концов вы именно поэтому отправились на встречу с ним, да? Из-за американца? — И когда Брунетти не ответил, Патта повторил свой вопрос: — Это так, комиссар?
Брунетти отмахнулся от вопроса движением головы и спросил:
— Вы сообщили что-нибудь из этого прокурору, синьор?
— Конечно, сообщил. А чем, по-вашему, я занимался все утро? Как и я, он считает дело закрытым. Руффоло убил американца при попытке ограбить его, потом попытался добыть побольше денег, ограбив палаццо синьора Вискарди.
Брунетти в последний раз попробовал внести в разговор какой-то смысл:
— Это совсем разного рода преступления — уличный грабеж и кража картин.
Голос Патты стал громче.
— Есть свидетельства, что он виновен в обоих преступлениях, комиссар. Существует удостоверение личности, и есть свидетели-бельгийцы. Вы охотно верили им раньше, верили, что они видели Руффоло в ночь ограбления. И теперь синьор Вискарди припоминает, что он видел все-таки Руффоло. Он попросил еще разок посмотреть на фото, и если он узнает его, никаких сомнений не останется. По-моему, доказательств больше чем достаточно, и их больше, чем достаточно, чтобы убедить прокурора.
Брунетти резко оттолкнул стул и встал: — Это все, синьор?
— Я думал, что вы обрадуетесь больше, Брунетти, — сказал Патта с искренним удивлением. — Это закрывает дело с американцем, но теперь будет труднее найти картины синьора Вискарди и вернуть их ему. Вы, конечно, герой, но не совсем, поскольку не привели сюда Руффоло. Но я уверен, что вы бы сделали это, если бы только он не свалился с эстакады. Я упомянул ваше имя журналистам.
Сделать это Патте было, пожалуй, труднее, чем отдать Брунетти своего первенца-сына. Дареному коню в зубы не смотрят.
102 
