70 
— А номер телефона не знаете?
Он покачал головой.
— Почему Джон не помог вам?
— Спросите у него. Прошу прощения.
— Что Джон делает в Брисбене?
— Вместе с Сьюзи руководит лабораторией. Проводит серьезные исследования. Они открыли что-то уникальное, но подробности мне неизвестны. Известно лишь, что они представили свои последние достижения Австралийскому департаменту медицины и теперь ждут ответа.
Джорджия вздрогнула от волнения. Пол говорил об антибиотике. И Швед тоже говорил о нем. Пол не знает, что Сьюзи умерла. Рассказать ему о катастрофе или нет? Мало того что она приехала, не подумав о том, как помочь им, так еще и это!
И Джорджия решила задавать вопросы, пока есть такая возможность.
— Вы знакомы с Ли?
— О, он тот человек, который вытащил нас из Китая в эту чертову дыру. — Пол вздохнул. — Нет, Ли не виноват в том, что мы оказались тут. Он все отлично организовал. Все просчитал. Но вмешался полицейский, который занимался незаконной перевозкой людей, и нашу лодочку задержали, тогда как большой корабль, привезший триста нелегалов, благополучно добрался до места назначения.
Он говорил о Пауке, о грязном полицейском.
— Вы поддерживаете с ним отношения?
— Время от времени он нам пишет.
— Пишет?
— Когда у него есть время. Он занятой человек, наш друг Ли.
У изумленной Джорджии хватило сил спросить:
— У вас есть его адрес?
Пол усмехнулся.
— У него нет адреса. И найти его можно, только когда он сам этого хочет.
Часом позже Джорджии пришлось напрячь голос, чтобы перекричать шум дождя:
— Почему вы бежали из Китая?
— Был подписан ордер на наш арест, — ответил Пол. — Нас должны были публично казнить.
— Казнить?
— У нас говорят: «убить цыпленка, чтобы напугать обезьяну». Публичные казни дело обычное, они ввергают людей в ужас и не позволяют им отклониться от удобного властям поведения. Да и казненный тоже больше не причинит беспокойства.
В ужасе Джорджия долго смотрела на него, открыв рот:
— Но вас-то за что собирались казнить?
— За свободу, — со вздохом произнес Пол. — За свободу слова, свободу вероисповедания, свободу от идеологической пропаганды.
Неожиданно подала голос Джули.
— А это свобода? — с сарказмом проговорила она. — Это ты называешь свободой?
Пол подмигнул Джорджии, прежде чем нарочито драматически выразить свое недовольство жене:
— Только то, что мы временно живем в сарае с дочерью и твоей матерью, еще не причина жаловаться.
— У нас была большая квартира, — сказала Джули. — С диванами, коврами, компьютерами. И в кухне все, что душе угодно. — У нее был тоскливо-мечтательный взгляд. — А еще DVD-плеер, две машины и плавательный бассейн.
Джорджия, подняв брови, вопросительно посмотрела на Пола.
— Джули и я попали в разработку БОБ. Бюро общественной безопасности. — Он помолчал. — Мы верим в Фалуньгун.
Джорджия нахмурилась, и Пол торопливо продолжал:
— Учение Фалуньгун — разновидность буддизма, даосизма плюс дыхательная гимнастика цигун. Способствует нормальной духовной жизни. Я рекомендовал его своим пациентам. Когда его запретили, я продолжал его рекомендовать. И это навлекло на меня неприятности.
— Почему его запретили?
Пол бросил взгляд через плечо, и Джорджия тоже посмотрела на охранника, который достал из нагрудного кармана пачку сигарет «Винстон» и зажигалку.
— Когда коммунизм умер как вероисповедание… Насколько я понимаю, он потерял свое значение для большинства населения, которому надо во что-то верить, а так как природа не терпит пустоты, люди стали обращаться к вере. К христианству. К Фалуньгун. Все равно.
Он провел рукой по волосам.
— Правительство всегда уничтожало большие организации, боясь потерять власть над ними, и когда стало ясно, что Фалуньгун быстро разрастается, становится популярным, оно, как обычно, испугалось и запретило это движение, немедленно начав отправлять его членов в трудовые лагеря и на казнь.
Боже мой, промелькнуло в голове у Джорджии, казни из-за гимнастики?
— Сейчас примерно пятьдесят тысяч человек находятся в лагерях, примерно пятнадцать тысяч умерли, как сообщает правительство, совершив самоубийство или от сердечного приступа, а на самом деле от пыток.
В ужасе Джорджия пролепетала:
— Прошу прощения. Я не знала.
70 
