107 
– Я попросила герра Петрашевского дать мне несколько уроков французского.
– Как это?! Ты же сказала, что он немец.
– И что? Он превосходно владеет языком… – Один тон, каким графиня произнесла эту интимную двусмысленность, должен был насторожить любого мужа, но… Граф либо непроходимо туп, либо настолько уверен в собственной неотразимости, что не в состоянии даже предположить во мне какого-нибудь конкурента. В любом случае спорить с женой он не стал, а грозно повернулся ко мне:
– Вы дворянин?
– Я? В смысле… О! Я, я… Я, дас ист потомственный аристократ. Майн фаттер дас ист высокий чин в городском магистрате. Их бин…
– Ясно, сколько вы хотите за урок? – перебил хозяин дома. – Больше двух с полтиной я не дам!
– Найн, найн, – в свою очередь уперся я. – Данке шен за такой мизер! Месье, ваша ля бель фам намерена парле ле франсе, а это стоит еще труа экю или цвейн марк. Так что три сорок серебром, по рукам?
– Запорю на конюшне, немчура проклятая… – зашипел было сволочной супруг, но графиня быстро его успокоила:
– Павлик, не волнуйся. Эти иностранцы всегда зарабатывают гораздо меньше русских. Герр Петрашевский забыл, что останется у нас на полном пансионе. Мы вполне сможем выделить ему комнатку во флигеле, есть он будет на кухне с прислугой, так что трех рублей за все его услуги будет более чем достаточно.
Слово «услуги» она произнесла так, что я покраснел. В целом договоренность была достигнута…
– Но а вдруг он много ест? – на всякий случай подстраховался граф.
– Дорогой, я прослежу, чтобы его кормили согласно общему режиму. При его работе требуется отменное здоровье. Не стоит экономить на еде, это не в моих интересах…
Боже, до этого бегемота ничего не доходит. Хоть прямым текстом бей в лоб – не почешется. Ладно, этой проблемой мы займемся чуть позже, а пока я трудоустроен! Итак, следующий пункт плана – изучение местности. Надо обследовать дом, сад, прилегающие строения и быстренько придумать что-нибудь такое, после чего граф Филатов по гроб жизни заречется обижать медведей…
* * *
Близился вечер. Специально приставленный к моей особе лакей Парамон доложил, что ужин будет через час «…и барыня приказала быть».
– Минуточку, мне ведь вроде было сказано столоваться на кухне с прислугой.
– Барыня передумала.
– А барин не возражает?
– Немец ты и есть, – ухмыльнулся лакей, – совсем языка русского не понимаешь. Ольга Марковна что приказать изволит, то хозяин и сделает. Это он с холопами да крепостными очень уж грозен, а так барыня на нем верхом ездит да веером погоняет.
– А ты не слишком разговорчив? – прищурился я. – Вдруг за ужином Павел Аркадьевич все узнает, что ты о нем думаешь?
– Не грозись зря… Хоть и немец ты, а все ж человек. Послушай доброго совета – беги без оглядки! Барынька-то наша глаз на тебя положила, а это добром не кончится.
– Почему?
– Барин наш в имение свое по молодости и не заглядывал, – охотно поддержал разговор пожилой лакей, – а уж как женился, так с супругой молодой сюда и пожаловали. Третий год здесь проживают, гостей не зовут, с соседями не дружат. Хозяин медведей травит почем зря, барыня так только книжки читает да мелодии на рояле разыгрывает. Все бы ничего… но люди пропадать стали. В деревнях поговаривают, будто оборотень у нас бродит.
– И все? Ну, вашего оборотня я отлично знаю, мы с ним давние враги. В настоящий момент он зализывает три пулевых ранения в своей избушке и ближайшее время никого беспокоить не будет.
– Это кто ж?! – вытаращился Парамон.
– Ваш лесничий – старый Сыч.
– Ой ли? Про него давно дурная слава ходит, но вот народ-то последний год-другой пропадать стал, а Сыч-то в наших краях давненько живет. Вроде с зверьми лесными дружбу водит…
– Он – волк-оборотень! – весомо подтвердил я. – Сегодня утром мы гонялись друг за другом в яростной перестрелке. Я несколько раз его ранил, но он позвал на выручку всю стаю, мне пришлось бежать. Точно вам говорю: он оборотень!
– Спаси Господи! – перекрестился напуганный бедняга. – А ты, немец, все одно беги. Не дай Бог, барин про вас прознает…
– Про кого это про нас?! – деланно возмутился я. – Ты говори, да не заговаривайся! А не то – дранг нах хаузен и в зольдатн унд официрен…
Но лакей лишь по-отечески похлопал меня по плечу и повернулся к дверям.
Я был поселен в маленьком флигельке на втором этаже здания. Комнатка оказалась настолько крохотной, что в ней помещались только кровать, умывальник да письменный стол. Стула и то не было, за стол я садился, расположившись на кровати. Зато два больших окна выходили прямо в сад, а значит, можно было подать какой-нибудь знак моим друзьям. Причину внезапной «африканской страсти» Ольги Марковны долго искать не пришлось. Все дело в стихотворении. Я-то надеялся, что после него меня примут за настоящего француза, а она взяла и влюбилась… Дура! Что мне теперь с этим делать? Наташа узнает, гадать о первопричинах не будет, выяснять, кто прав, кто виноват, – тоже, устроит мне скандал, а ее превратит… да хоть в корову косорогую! Сыч, выходит, и здесь наследил. Люди пропадают… Если этот маньяк неоднократно пытался меня загрызть, то, значит, на его совести и вправду немало загубленных христианских душ. Трудно ли поймать девчонку или мальчишку, ушедших в лес по грибы, ягоды да за хворостом? Вот мерзавец… только подумаю о нем, кулаки сами сжимаются! Так что, когда на письменном столе появились Анцифер и Фармазон, я встретил их не в лучшем расположении духа.
107 
