66 
так начиналась моя вторая ночь в этом городе, прямо скажем, начиналась хуево. я зашел в первый попавшийся бар и присел за стойку, сидевший неподалеку парень повернулся ко мне и спросил:
— ты француз или итальянец?
— по правде сказать, я родился в Китае, — ответил я. — мой отец был миссионером, его сожрал тигр, когда я был совсем маленьким.
в это время у нас за спиной кто-то заиграл на скрипке, и это спасло меня от дальнейших вопросов, я сосредоточился на своем пиве, но когда музыка смолкла, рядом со мной кто-то присел, теперь уже с другой стороны.
— меня зовут Сандерсон, — заговорил незнакомец. — судя по всему, тебе нужна работа, так?
— мне нужны деньги, а по работе я не скучаю.
— а работать и не надо, будешь вот так же сидеть ночью, только на несколько часов дольше.
— а в чем подвох?
— восемнадцать баксов в неделю, при условии, что не будешь тянуть из кассы.
— а как ты собираешься это контролировать?
— буду платить другому парню восемнадцать, чтобы он присматривал за тобой.
— ты француз? — поинтересовался я.
— Сандерсон — англошотландец. кстати, дальний родственник Уинстона Черчилля.
— то-то я и смотрю — что-то в тебе не так.
это была бензозаправочная станция, где заправляли свои телеги шофера из таксомоторного парка, я отпускал бензин, брал деньги и бросал их в кассу, большую часть ночи я бездельничал, работа радовала первые две-три ночи, правда, произошел небольшой спор с таксистами, которые требовали, чтобы я менял им спущенные покрышки, один итальяшка даже позвонил боссу и поднял такую вонь, будто я ни хуя не делаю, но я знал свои обязанности — во-первых, охранять деньги, старик показал мне, где спрятан пистолет, и научил, как с ним обращаться; во-вторых, следить, чтобы таксисты сполна расплачивались за бензин и масло, естественно, я не горел желанием рисковать своей жопой за восемнадцать баксов, и вот тут дальний родственник Черчилля просчитался, я спокойно мог подрезать бабла и свалить, но ебаная этика спутала все планы, не знаю уж, кто вбил в меня эту шизанутую идею, что воровать — плохо, и я ожесточенно боролся с этим своим предрассудком, а в промежутках между схватками продолжал исполнять свои обязанности за какие-то сраные восемнадцать баксов в неделю.
четвертой ночью нарисовалась эта миниатюрная негритоска, она возникла в дверях и уставилась на меня, улыбаясь, так мы пялились друг на друга минуты три.
— как поживаешь, парень? — наконец спросила она. — меня Элси зовут.
— спасибо, хреново, я — Хэнк.
она подошла и прислонилась к стойке, на ней было девчоночье платьице, да и движения у нее были еще детские и задорный блеск в глазах, но вместе с тем в ней уже чувствовалась женщина — волнующая, притягательная женщина в коричневом чистеньком девчоночьем платьице.
— можно мне купить лимонад?
— конечно.
она расплатилась, и я проследил, с какой предельной сосредоточенностью эта малышка выбирала себе напиток, потом она села на стул и стала пить, а я не мог оторвать взгляд от прекрасного зрелища — маленькие пузырьки воздуха нескончаемыми стайками срывались со дна бутылки и, сверкая в свете ламп, устремлялись к горлышку, я скользил взглядом по ее телу, разглядывал ее ноги и постепенно наполнялся ее теплой коричневой добротой, без нее мне было очень одиноко сидеть на этой зачуханной бензоколонке ночь за ночью всего за восемнадцать долларов в неделю.
— спасибо, — сказала она, протягивая пустую бутылку.
— да ладно.
— а можно, я приду завтра и приведу некоторых своих подружек?
— ну, если они такие же конфетки, как и ты, то приводи всех.
— они все как я.
— приводи всех.
на следующую ночь их было уже три или четыре, они болтали, смеялись, покупали у меня лимонад, господи, они были так свежи, молоды и полны задора, очаровательные мулаточки, все для них было смешным и интересным, и знаете, они заразили меня этим своим ощущением, в следующий раз пришли восемь или даже десять девчушек, потом я сбился со счета, наверное, штук тринадцать-четырнадцать они стали приносить с собой джин или виски и бодяжить спиртное с лимонадом, я тоже стал прикупать крепенького.
и все же Элси — самая первая — была лучшей, она обычно садилась ко мне на колени и, елозя по мне своей круглой попкой, выкрикивала:
— господи исусе, ты же сейчас своей елдой все мои дурные мозги разворотишь!
66 
