— он ударил меня! мой муж ударил меня! (МУЖ!!!)
— ох, бедняжка, давай я помогу тебе подняться.
— спасибо.
— и что ты собираешься сейчас делать?
— не знаю, мне некуда идти. (ЛЖИВАЯ СУЧКА!!!)
— послушай, сними комнату на ночь, а когда он уйдет на работу, ты вернешься к себе.
— НА РАБОТУ?! — взвизгнула Мэри. — на работу! да это уебище не работало и дня в своей поганой жизни!
мне стало невыносимо смешно, так смешно, что я просто не мог сдержаться, я уткнулся лицом в подушку, чтобы Мэри не могла слышать мой хохот, когда же я наконец угомонился и расстался с подушкой, на лестнице уже никого не было.
Мэри появилась через пару дней, у меня ничего не изменилось — грязные трусы и мрачное настроение, она же, наоборот, вырядилась во все самое лучшее, полная решимости бросить меня, она старалась всем своим видом показать, что же я теряю.
— все, на этот раз я не вернусь! и я не шучу, шутки кончились! извини, но я больше не могу жить с таким ублюдком.
— а ты — шлюха, и больше ничего, гребаная шлюха…
— конечно шлюха, а иначе я бы и не жила с тобой.
— ух ты! а ведь я никогда не думал об этом.
— ну так подумай.
я наполнил свой стакан и заявил:
— в этот раз я провожу тебя и сам открою и закрою за тобой дверь — и, как говорится, скатертью дорожка, так ты уже уходишь, моя дорогая?
я подошел к двери, распахнул ее и замер в ожидании — в трусах и с наполненным стаканом в руке.
— давай, давай, ночь коротка, нужно решить наконец эту трудную задачу, ну, решаем, а?
ее проняло, она вышла, остановилась и повернулась, мы стояли лицом к лицу.
— иди прошвырнись, может, удастся запродать свою просифоненную дыру за бакс с четвертью этому беспалому ларечнику с резиновой мордой, счастливого променада, моя дорогая.
я уже стал закрывать дверь, когда она вдруг вскинула свою сумочку и закричала:
— ты — гнилое уебище!
я видел, как сумочка полетела мне в голову, но я просто стоял и безмятежно улыбался, мне доводилось биться с настоящими крепкими парнями, и женская сумочка не смутила меня… пока она не долетела до моей головы, я ощутил оглушительный удар, сумочка была набита всяким бабским дерьмом, и мне досталась огромная склянка с кремом, она была как камень.
— детка, — еле выдавил я, вцепившись в дверную ручку и пытаясь улыбаться.
двигаться я уже не мог. я просто остолбенел, а она уже снова замахивалась.
— послушай-ка… удар.
— ой, детка…
ноги подкосились, и я начал оседать, теперь ей открылась моя макушка, и она стала молотить по ней все быстрее и быстрее, словно старалась расколоть череп, это был третий нокаут в моей весьма пестрой карьере, правда, от женщины — первый.
когда сознание вернулось ко мне, то дверь была закрыта, а я валялся на полу в полном одиночестве, вокруг меня разлилась лужа крови, хорошо еще, что пол был покрыт линолеумом, я стряхнул с себя кровь и побрел на кухню, для особого случая у меня была припасена бутылочка виски, это был тот самый случай, откупорив заначку, я сначала плеснул себе на разбитую башку, а потом уже принял и внутрь, вшивая сука! она же хотела убить меня! хуй поверишь! в горячке я даже подумал было заявить на нее в полицию, но вовремя спохватился, наверняка по ходу разбирательства и меня притянули бы к ответу.
жили мы на четвертом этаже, я принял еще виски и направился к нашему шкафу, вытащил все ее платья, все туфли, трусы, лифчики, ночнушки, тапочки и даже носовые платки, собрал все это шмотье в кучу и свалил перед окном, затем, сопровождая каждую вещь глотком виски, я стал выбрасывать их наружу, чертова блядина, хотела меня прикончить!
я жил на четвертом этаже, окно выходило на большой пустырь, за пустырем стоял небольшой дом. наше здание было построено на возвышенности, так что реально я находился на высоте восьмого этажа, с высоты положения я старался развесить ее трусы на электрических проводах, но постоянно промахивался, разозлившись, я стал вышвыривать барахло не целясь, скоро весь пустырь был усеян платьями, туфлями, трусами… шмотье виднелось повсюду — на кустарниках, на деревьях, на заборе или просто на траве, мне полегчало, я снова принялся за виски, затем нашел швабру и отмыл линолеум от крови.
наутро башка раскалывалась, расчесаться я не мог. на макушке образовалась огромная короста, кое-как намочив волосы, я уложил их назад, часов в 11 я спустился вниз, чтобы собрать выброшенные вещи, на пустыре было чисто, я растерялся, во дворе маленького домика копался в земле старый хрыч.