Особенно,... 
52 
Герцог понял, что это была просьба, и, порывшись в нескольких карманах своего твидового пиджака, извлек из нагрудного кармана потрепанную банкноту в десять шиллингов, аккуратно держа ее двумя пальцами. В глазах Сазерленда внезапно появился проблеск ума.
— Нет, ваша светлость. Мистер Струтер никуда не ездил в машине. Они со старым Дональдом стреляли по мишени на холме. Дональд говорит, что никто не стреляет из ружья хуже Струтера.
— Это было точно в шесть часов или позже? — настаивал герцог; в его голосе сквозило отчаяние.
— Да, ваша светлость, около семи часов он возвращался к своему дому, я видел его собственными глазами. Этот его странный килт ни с чем не перепутаешь — на настоящий вообще не похож.
— Спасибо, Сазерленд. Это все, что я хотел узнать, — сказал герцог. На мгновение он задумался, затем убрал десятишиллинговую банкноту в нагрудный карман. — Все, что я хотел узнать, — повторил он и отвернулся, абсолютно не обращая внимания на разочарованное выражение лица Сазерленда.
Когда он вернулся в машину, у Беатрис и Иэна не было необходимости его расспрашивать. Достаточно было посмотреть на печально отвисшие светлые усы герцога. Просто абсурдно жалеть его, подумала Беатрис. И все же ее не оставляла надежда на то, что голубой вереск найдется.
Различные увлечения герцога — а за те годы, что Беатрис знала его, их было много — остальным людям казались чрезвычайно скучными и по тем или иным причинам утомительными. И все же Беатрис знала — это из-за того, что в жизни герцога нет абсолютно никаких привязанностей. Он увлекался самыми необычными вещами, и пока интерес сохранялся, он вкладывал в них всю свою душу.
Когда Беатрис познакомилась с ним, герцог был еще молод, но уже и тогда он казался ей каким-то жалким. Вот почему, хотя в душе она немного и презирала Арчи, инстинктивно испытывала к нему материнские чувства и старалась защищать от последствий его же собственных увлечений.
Отец Арчи был деспотом во времена, когда герцоги обладали властью и авторитетом, отчего на них смотрели одновременно с благоговейным страхом и уважением. Тем не менее он исполнял свои обязанности в столь суровой манере, что даже те, кто получал от него подарки, принимали их с неохотой.
Его жена, мать Арчи, была красавицей и полной дурой. Ей нравилось быть герцогиней, и единственной вещью в жизни, которую она любила, было се красивое личико. Она порхала по жизни как бабочка.
У нее было все, что она хотела, — лесть, поклонение, успех в обществе и внимание молодых людей. Много времени она проводила в Лондоне, в Аркрэ-Хаус, где, стоя на верху длинной мраморной лестницы, встречала и провожала сотни именитых гостей.
Фотографировалась она всегда исключительно в вечернем платье, тиаре и бриллиантовом колье. Саржан написал ее портрет в этих же драгоценностях, а в газетах во время каждого открытия сессии парламента или когда герцогиня посещала королевский двор, появлялось их подробное описание. Дети ее не интересовали, и, произведя на свет наследника, она отказалась снова стать матерью. Иногда она даже забывала о существовании своего единственного сына.
Его портрет тоже писал Саржан, и эта картина висела в галерее рядом с портретами предков. В детстве об Арчи заботились няньки; а когда он учился в Итоне и приезжал домой на каникулы, за ним присматривал домашний учитель.
Он всегда производил впечатление одинокого человека, даже в самой веселой и шумной компании. И, как у многих одиноких людей, у него была дурная привычка появляться в самый неподходящий момент и снова исчезать, прежде чем его присутствие кто-либо обнаружит.
Приезжая в Лондон, герцог заглядывал к Беатрис.
— Арчи, почему ты не сообщил мне о своем приезде? — спрашивала она, если тот заходил в ее квартиру на Гровнэр-сквер в неподходящее время, когда у нее было собрание комитета или женский ужин.
— Не хочу вам надоедать, — обычно извинялся герцог. — Просто зашел узнать, все ли у вас в порядке.
— Сегодня вечером я приглашена на ужин, — отвечала Беатрис. — Как насчет завтра? Поужинаешь со мной, Арчи? Я пригласила нескольких человек, которые тебе наверняка понравятся.
— Не уверен, — говорил герцог. — Сообщу позже.
Со временем Беатрис поняла, что это его способ отказываться от приглашения, потому что всегда ей приходило послание: «Герцог Аркрэ сожалеет…»
Беатрис не имела представления о том, чем Арчи занимался в Лондоне или кто его друзья. Она знала, что он посещал свой клуб, иногда она встречала людей, которые видели его в самых неожиданных местах, таких как парк Баттерси или Британский музей. В любом случае его действия были такими же загадочными, как и его прибытие, и иногда утром она звонила в Аркрэ-Хаус, и ей сообщали, что герцог отбыл обратно в Шотландию.
52 
