— Добро пожаловать, ваше преосвященство! — приветствовала его Катерина, как только он шагнул через порог крепости.
Однако она ни словом, ни жестом не предложила ему следовать за собой, наоборот, встала перед епископом, преградив ему путь. Содерини не видел вооруженных стражников, которые поджидали за ближайшим углом, не сознавал, что от следующего ответа зависит его жизнь.
Он поклонился.
— Ваша светлость! Я привез вам привет от его святейшества Папы Александра из Рима.
— Умоляю, епископ Содерини, скажите, что за дело привело вас сюда? — Катерина продолжала безмятежно улыбаться, однако ее взгляд ожесточился. — Ваше письмо показалось мне каким-то туманным.
Содерини внезапно заулыбался.
— Дело самого счастливого толка, ваша светлость. Уверен, вы отпразднуете это событие! Но… — Он неуверенно окинул взглядом стены у ворот, покрытые плесенью. — С моей стороны было бы неверно объявлять такую новость здесь. У вас не найдется места, где мы с моими спутниками могли бы отдохнуть и привести себя в порядок после долгого путешествия?
Я стояла за плечом Катерины и видела, с каким вниманием стражники ждут условленного сигнала. Графиня осторожно сложила руки за спиной, размышляя над вопросом. Стоит ей поднять палец — и Содерини изрубят на куски, а затем отошлют обратно Александру.
— Прошу прощения, ваше преосвященство, — негромко рассмеялась Катерина, — но всем известно, что я не отличаюсь терпением. Мне очень хочется услышать счастливую весть. Вы не могли бы хотя бы намекнуть?
— Хорошо, я намекну. — Содерини криво усмехнулся. — Речь идет о женитьбе!
«Смерть ему», — подумала я и взглянула на руки Катерины, сжатые в кулаки.
Графиня внимательно всматривалась в епископа и его свиту, и на ее лице отражалось любопытство. Сигнала она так и не подала.
— Благодарю вас, — сердечно произнесла моя госпожа и развернулась, чтобы проводить гостя в отведенные ему комнаты.
Содерини, священникам и братьям-мирянам из его свиты устроили небольшой, но весьма достойный пир с хорошим вином. Гости просили, чтобы Оттавиано тоже присутствовал, но он не умел вести непринужденную беседу, не знал тонкостей этикета, отвечал, только когда требовалось, ограничиваясь короткими словами. Лишь мы, те, кто сновал из гостиной в кухню, знали, что вооруженные стражники нашей госпожи стоят наготове.
Когда с мясным блюдом было покончено и кухонная прислуга унесла грязные тарелки, захмелевший священник обернулся к настороженной, но мило улыбавшейся хозяйке и объявил:
— Вы и ваше семейство воистину избранные, мадонна Катерина! Его святейшество доверил мне принести счастливую весть. Сер Оттавиано, Папа Александр предлагает тебе руку своей прекраснейшей дочери Лукреции!
Катерина шумно выдохнула. Это был не приговор, которого она опасалась, но и точно не то, на что надеялась.
Под взглядами Содерини и его свиты графиня смущенно проговорила:
— Этого я никак не ожидала! Мы так… польщены.
С этими словами она выразительно посмотрела на Оттавиано, который сумел лишь повторить слова матери. Парень глядел на Катерину, не зная, пугаться ему или радоваться.
Чтобы не смущать Содерини, моя госпожа выдавила из себя улыбку и заявила:
— Вы должны простить нас, ваше преосвященство. Эта невероятная новость застала нас врасплох. Как мать, я обязана обдумать предложение хотя бы день. Пока что надо отметить само событие! Выпьем за здоровье его святейшества!
Катерина подняла кубок, остальные последовали ее примеру. Она приказала принести из погребов побольше лучшего вина и проследила, чтобы святые отцы как следует набрались. Когда Катерина покидала гостиную, Содерини впал в беспамятство и упал головой в тарелку.
Зато графиня была совершенно трезва, ее настроение ухудшалось по мере того, как она осознавала случившееся. Катерина направилась к письменному столу у себя в приемной, и мне пришлось почти бежать, чтобы обогнать ее и приготовить бумагу, перо и чернила.
— Во Флоренцию, — сказала она. — Джованни…
Любимый!
Епископ Вольтерры Содерини явился по поручению Папы Александра, который предлагает Оттавиано руку своей дочери Лукреции.
Многие сочли бы это удачей, ведь тогда мой сын сможет оказывать косвенное давление на Папу, а Форли наконец-то получит мощную военную поддержку аж из самого Рима.